Мальвы - страница 32

<Голод донимает, — горько улыбнулась Мария. — Значит, надо грабить соседа. Казаки не дают покоя! А не из мести ли за таких, как я, напали конашевцы на ваше кочевье и порубили виноватых и невинных? Твоя дочь немая, и моя тоже немая — почти не знает родного языка. А она могла бы петь и водить хороводы у Днепра. Но вы заставили ее забыть песни и родной язык, вы лишили ее купальских венков, из-за вас я должна воспитывать ее татаркой. Разве ты не слышал, как она пугается одного слова <гяурка>?>

Мария промолчала. Теперь она должна была молчать.

За Карасубазаром решили напоить волов в реке. Это страшное место Мария хорошо помнит. Тут ногайцы разрешили невольникам помыться. Черной тогда стала вода, поэтому, наверное, татары и назвали город Кара-су.

— Зуя, — произнес старик, показывая на реку. — Когда ханы переселялись с Эски-Кирима* в Бахчисарай, в пути умерла жена хана Хаджи-Гирея — прекрасная Зуя. Тут похоронили султан-ханым и ее именем назвали реку.

_______________

* Э с к и — К и р и м — Старый Крым, первая столица Татарского

ханства.

— А теперь из нее скот пьет воду, — сказала Мария. — Люди, превращенные в скот. Вон, — указала рукой на невольничий рынок. Как раз пригнали пленных, и знакомые вопли и плач вырывались из-за стен города в степь. — Смотрите, кого продают. Не овец, не верблюдов, которых гонит ваш сын на яйлы Чатырдага…

— Да… Это верно… Но ты погляди вон в ту сторону. Видишь гору, похожую на большой стол? Это Аккая. С нее турки сбрасывают татар, которые не желают идти на священную войну. Волк пожирает овцу, овца — траву… Так, видимо, должно быть, женщина. А ты давно тут?

— Третий год, — призналась она.

— Горе всем, живущим на земле, — сказал татарин.

Он больше не заводил разговора с ней, молодая же татарка по-прежнему злыми глазами смотрела то на Мальву, то на Марию, а следом за арбой скакал на аргамаке юноша и напевал песню о красавице, которая ждет его на чаирах Бабугана.

Утром парень приоткрыл войлок, заглянул в арбу и, обнажая в доброй улыбке белые зубы, крикнул:

— Выходите, гяуры, Бахчисарай вон там, за этими холмами. А мы сворачиваем влево. Идите прямо, никуда не сворачивайте — и дойдете до Мангуша. А там — рукой подать.

— Мангуш? — обрадовалась Мария. — Мы как раз это село ищем. Спасибо вам, люди добрые.

Она поклонилась старику, тот молча кивнул головой, обратилась к татарке:

— Будь здорова, красавица!

В ответ послышался злой писк и лепет, Фатима вскочила с места, замахала руками.

— Успокойся, Фатима, — остановил сестру юноша. — Эти люди ничего худого не сделали тебе. Ну, идите. А меня зовут Ахмет! — И, не ожидая благодарности, поскакал за отарой овец, растянувшейся по серой степи, поспешил к зеленому подножию гор. На горизонте в туманной дали плыла, словно перевернутая вверх дном галера, плоская вершина Чатырдага.

Мальва порозовела, посвежела. Подскакивая на одной ноге, она напевала песню, которую недавно пел юноша: об овцах, об ароматных яйлах, о красавице, которая ждет не дождется возвращения из степи молодого чабана.

А с уст Марии невольно срывалась песня, которая неотступно следовала за украинцами, угоняемыми в неволю. Бродила песня по пыльным дорогам Крыма, берегла их судьбу, чтобы не затерялась, не погибла в призрачном видении чужого мира.

Ой, що ж бо то за бурлака,

Що всiх бурлак склика?…

Мальва прервала пение, вопросительно посмотрела на мать:

— Почему ты, мама, всегда поешь эту песню?

— Это твоя колыбельная песня, доченька. Вместе с ней и ты родилась… С ней и умирать должна.

Мальва не поняла загадочных слов матери, она плохо понимала и тот язык, на котором иногда разговаривала мать.

— На каком языке ты говоришь со мной, мама, когда нет посторонних людей?

— На украинском, дитя… На твоем.

— Тут так никто не говорит…

Мария с горечью покачала головой. Боже, боже, какой ценой она покупает жизнь дочери…

Дорога выводила на невысокий перевал и круто спускалась вниз по известняковому белому склону. Дальше тянулась по долине мимо небольших аулов. Мария издали увидела село, спрятавшееся внизу между горами. Догадалась, что это Мангуш, — оно отличалось от татарских. Белели стены, окруженные садами, скрипели колодезные журавли — село приветливо встретило их, и Мария сорвала яшмак. Стояла и любовалась уголком Украины, который как-то забрел в Крымские горы. Правда, есть в нем нечто чужеземное: приплюснутые крыши вместо высоких соломенных стрех, мечеть у подножия горы, каменистая почва вместо рыхлого чернозема, песчаные горы вместо степи, но все-таки повеяло знакомым, родным ветром из чужой долины, и Мария перекрестилась.