Мама для Мамонтенка [СИ] - страница 56

— Не знаю, сына, не знаю. Это у Ани надо спрашивать, — пожал плечами в ответ на вопрос мальчика.

Аня вышла из лифта, чувствуя, что ноги стали ватными и не хотят слушаться ее. Она едва заставила себя поднять руку и позвонить в звонок. Из-за дверей доносилась громкая музыка, от которой как-то не по себе стало вдруг. С чего музыка, если так плохо? Кошки ведь сейчас на душе скрести должны. Или ей просто казалось это. Возможно, каждый человек страдал по-своему.

«Мог бы хоть бабушку пожалеть», — навязчиво пробурчал внутренний голос.

— Анька! Аня моя! — прошептал Егор, открыв двери, и притянул к себе, утыкаясь носом в шею, обжигая своим пьяным дыханием.

— Не надо! — оттолкнула его от себя, что было довольно просто сделать, ведь он едва держался на ногах.

Сделав шаг в квартиру, она замерла и перевела на Егора недоумевающий взгляд. Общая атмосфера кричала о том, что тут кто-то тусуется несколько дней подряд, но никак не готовится к похоронам. Дверь в спальню Залесского была открыта и можно было разглядеть пачку с рассыпанными по полу презервативами и красные трусики. Точно женские… С кружевами. Неприятные вибрации, появившиеся в теле, громко кричали о том, насколько все это мерзко. А в ушах так и звенел голос Мамонта… Его слова, брошенные напоследок. Все это дополняло общую картину, делая настроение более отвратительным, хоть поначалу казалось — куда уж дальше.

— Где твоя бабушка? — спросила Аня, стараясь держаться на расстоянии от бывшего.

— В санатории. Они с дедом туда уехали несколько дней назад, он на ноги начал вставать потихоньку, врачи сказали, что процедуры помогут реабилитироваться ему после инсульта второго.

— Он там и умер? — тяжело выдохнула Аня, едва сдерживая слезы.

Обидно, когда человек начинает идти на поправку, а потом вот так резко раз и уходит из жизни.

— Типун тебе на язык, как сказала бы моя бабушка. Живой он. Расслабься ты, смотрю побледнела вся аж.

Аню пробила волна возмущения. Сначала как-то слабость накатила, даже пришлось к стене прислониться, чтобы не упасть, а потом ярость стала наполнять каждую клеточку тела, делая его сильнее.

— Как ты мог такое сказать, если… Ты ублюдок, Залесский. Ты же почти похоронил близкого человека на словах!

— Твой любимый ублюдок, Анька! Родная, ты даже не представляешь, как сильно мне тебя не хватало.

Он так смело приблизился, положил руки на талию Ани, что она не сразу даже среагировать успела, но через несколько секунд со всей силы, что в этот момент была у нее, отвесила ему пощечину. Залесский отшатнулся и с обидой посмотрел на девушку, заставляя ее почувствовать себя победителем. Прижал руку к покрасневшему лицу, а затем нахмурился, прислонился к стене напротив и в глаза прямо смотреть начал, без капли стыда и сожаления.

— Дура ты, как есть дура! Если ты меня не любишь, то нахрена же сюда сорвалась? Бросила своего коллектора тогда зачем? У тебя внутри есть чувства ко мне, глупо отрицать это! Ты меня все еще любишь! Признай это для самой себя.

— Не люблю я тебя! И никогда не любила! — выпалила Аня, и почувствовала, что правду она сказала, не солгала.

Так и есть. Не было у нее никогда настоящих чувств к Залесскому, только влечение к выдуманной мечте, к парню с обложки. А как узнала его, как вся гниль эта просочилась, так уже с привычки пыталась переделать, надеялась, что сможет сделать таким, о каком мечтала.

— Тогда зачем сюда приперлась?

— Бабушку твою мне поддержать хотелось! Они же для меня как родные! Оставались со мной, когда маленькой была.

— Оставались, — Егор ухмыльнулся. — Вот только, когда сказал, что с тобой встречаться начал, так они тебя как только не назвали. Сказали, что от детдомовского отродья ждать нечего хорошего. Злились на меня.

Слова Егора больно били по живому. И самое главное, что в этот момент он не врал. Правду говорил — видно это было по его взгляду. Да и он ведь Аню не приводил к себе никогда, в свою квартиру-то ее редко приглашал, а к бабушке с дедом и подавно. Она раньше значения не придавала, а сейчас поняла — никто не желал видеть ее. В районе все считали, что ее мама совершила ошибку, взяв ребенка из детского дома.