Мама на полставки - страница 25

На миг мы соприкоснулись бедрами, просто моя нога коснулась его, но отчего-то сердце подскочило в район горла. Я поспешила отойти в сторону и сделала это очень резко, запнувшись ногой о ножку стула. Я бы растянулась или ударилась носом об стол! Неизменно это было бы именно так. Но Эмин ловко удержал на месте чуть покачнувшийся стул и спас от падения меня, буквально схватил и не дал упасть.

— Ах! — вырвалось у меня от страха.

Сердце билось как сумасшедшее, кожа горела там, где ее касался Эмин — левая ладонь босса скользнули под пижаму, на талию.

Он прижал меня попой к столу, правая ладонь обхватила мою шею уверенно и умело. Эмин буквально вынудил меня посмотреть ему в лицо и наклонился, выдохнув почти в самые губы.

— Завтра я об этом пожалею. Может быть, даже раньше. Но сейчас я хочу… — двинулся к губам.

Я содрогнулась, когда его губы накрыли мои — еще не поцелуем, но уже жарким и пряным выдохом дыхания. Жгучее тепло запульсировало в грудной клетке, разрастаясь стремительно. Неразборчивый клубок эмоций, в котором всего — с лихвой — и притяжения, и желания оттолкнуть, и чувство самосохранения, которое отчаянно сигнализировало красным.

Я уже целовала его. Почему сейчас вдруг испытала головокружительный подъем от почти-поцелуя?!

Почти-поцелуй. Почти-поцелуй.

Между нами сгорало пространство.

Что, если он случится?

Нет, не должно. Так не будет!

Я с трудом заставила себя опустить голову и отвернуть ее немного в сторону, чтобы не дать случиться еще одной ошибке.

— Да, — выдохнула.

— Что? — поинтересовался голосом с внезапно прорезавшейся хрипотцой.

Босс все еще стоял рядом — мучительно близко рядом, держал одну ладонь на столешнице, прижимая меня к ней, а второй рукой держал меня за талию под кофточкой и гладил пальцами обнаженную кожу.

— Да, вы пожалеете завтра или даже чуть раньше, — почти слово в слово повторила его слова. — А я… Я жалею уже сейчас, — выдохнула и выскользнула, нырнув под его руку.

Эмин

В отношении к женщинам я давным-давно придерживался правила: только женщины своего круга или даже выше. Всегда выбирал цели поизящнее и посложнее! Те, за которыми увиваться надо было не одну неделю, прежде чем девицы согласились бы на свидание или просто дали номер телефона.

В этом сложно достижении был свой азарт преследования, осада иногда бывала длительной, но в итоге я брал свое — насыщался жадно, каждой секундой близости возмещая потраченное время!

О, потом даже самая богатая и избалованная сучка стонала как актриса фильмов для взрослых и умоляла, умоляла, выпрашивала, чтобы я был с ней.

Как только я брал задуманное, изучал полностью, и тело красотки больше меня не прельщало, уходил. Всегда сам уходил, напоследок оставлял щедрый и красивый подарок. Однажды в меня запустили этим подарком…

Но в целом, поведение даже самых избалованных дамочек шло по одному и тому же сценарию: сначала они не верили, потом на красивых лицах прорезался шок и недоверие.

Очень хорошо помню шок на лице звездной модели: она никак не могла поверить, что ее могли кинуть, что мужчина, добивавшийся ее расположения целых три месяца, может уйти через две проведенные ночи вместе. Уйти окончательно…

Это была моя последняя цель. Признаться, когда я затащил ее в постель, испытал разочарование: она была… никакой, и могла зажигать только, предварительно обдолбавшись!

Пожалуй, после этой мадам наступило какое-то тотальное разочарование, и я сделал перерыв, просто отказался от женщин… Ни с кем не спал, решал мужской вопрос вручную.

Друзья не знали, считали, что я выбираю новую сложную цель, а я их не разочаровывал, не мог прямо сказать, что остыл к сути самой охоты, а все прочие цели казались слишком доступными и пресными.

Раньше я испытывал возбуждение только от мысли, как одолею верх, мог месяцами вынашивать планы, а потом претворять их в жизнь, до мельчайших подробностей!

Но вот после Леолы — звездной модели, которая, оказывается, плотно сидела на наркоте, мои желания и стремления резко потеряли смысл.

Неужели подкрался тот самый губительный кризис среднего возраста? Я чуть было совсем не приуныл, впал в какой-то равнодушный ступор, пытался отвлечься на предметы искусства, пополняя коллекцию редкими вещицами, но и это не могло вернуть аппетит к жизни.