Мамлюк - страница 8
— Знаю, не раз случалось видеть, — заметил Мурзакан.
— Пожаловали, значит, гости. Я так был рад, словно мой родной отец, Цеквая, вернулся с того света. Но оказалось, что, привычные к хлебу, они в рот не берут гоми. «Ну, дорогая женушка, изворачивайся как-нибудь!» — говорю своей старухе. У бедняжки нашлось две-три горсти белой муки, припрятанной для просфоры. Я велел ей испечь хачапури. Благодарение архангелу Гавриилу, нашлось и еще кое-что. Правда, с хлебом было туговато, а так — всего вдоволь. Гости мои были парни на славу. Они так развеселились, так благодарили меня и такое «Мравалжамиер»[8] спели — а поют они протяжно, торжественно, что всех наших, от мала до велика, в восторг привели. Быть может, я рассказал это не совсем к месту, но повторяю, что вражду и распри сеют сами господа, а мы, землепашцы и сеятели, друг другу никогда врагами не будем. Пусть сгинут зависть и злоба в нашей стране! Выступим как один против насильников, только тогда прекратится торговля нашими несчастными братьями, — с горечью произнес Тагуи. — Да хранит тебя господь, дорогой Мурзакан, ты обласкал старика… Если бы среди дворян нашлась сотня-другая таких, как ты, наши дела пошли бы иначе.
— Благодарю, благодарю тебя, Тагуи.
— Да хранит тебя архангел в дороге, — пожелал хозяин гостю и снова осушил чашу. — О-о! А вино действительно хорошее — это и богу известно. Долгой тебе жизни и удач, Мурзакан!
— Да поможет тебе господь. Долгой жизни твоим детям, а тебе — дожить до их свадебных венцов. За ваше здоровье, ребята! — крикнул гость молодым людям.
Гиго и Малхаз поблагодарили Мурзакана. Он выпил вино и передал чалами Гиго. Юноши вновь поблагодарили гостя и тоже осушили по чалами.
— Батоно Мурзакан, в прошлом году и мне чуть было не довелось участвовать в хресильском сражении, — сказал старик. — А как ты думаешь? Поплелся и я с моим ружьишком. Мы подошли к реке Цхенис-Цхали, но, как узнали, что царь и Дадиани одержали победу, повернули назад.
— Ой!.. Нашли, кого брать на войну… Видно, ума у них не больше, чем у тебя, — насмешливо заметила Мзеха.
— Эх ты, дурная баба! Ведь я остановил бы своим телом хоть одну вражескую пулю, а свою, быть может, израсходовал бы на врага.
— Ну что ты, что ты, кормилица! Тагуи — отличный стрелок, — возразил Мурзакан. — Помню, поутру, на пасху, после заутрени, мы вешали на липу красное яичко и состязались в стрельбе. И не раз его меткая пуля попадала в яичко… Я был тогда малышом и рос в зашей семье.
— Много раз я вспоминал тебя, столько пасхальных дней желаю моим детям, — сказал Тагуи.
— В хресильском бою, говорят, прославился Хутуни Шарашия, — скромно заметил Гиго.
— Истинная правда! — подтвердил Мурзакан. — Хутуни, царство ему небесное, был не человек, а настоящий дэв[9]. Врезавшись с обнаженной саблей в ряды османов, он, словно свеклу, изрубил десятка полтора аскеров, но и сам пал за народное дело.
— Да святится его прославленное имя, — благоговейно произнес старик, наполнил чалами, наклонил ее и по древнему обычаю окропил вином кусок гоми.
Все выпили за упокой души Хутуни.
— Ну, будет, уважаемый Тагуи, — сказал Мурзакан.
— Еще одну чалами, дорогой. Вина достаточно, батоно!
— Пусть никогда не иссякают твои запасы. А нам не подобает пить больше. В разгар полевых работ мы с тобой, Тагуи, пожалуй, и так перехватили. Да хранив пресвятая дева Мария тебя и всю твою семью, — пожелал старику гость, налил немного вина в свою чалами, выпил и поднялся. — Очень тебе благодарен, Тагуи. Давно я не едал так вкусно. Да пошлет бог изобилие твоему дому!
— Пусть господь бог накажет меня грешную за то, что мы дерзнули пригласить тебя, батоно, — снова начала оправдываться Мзеха.
Мурзакан еще раз поблагодарил хозяев, закинул ружье за спину, вскочил на коня и уехал.
Мзеха с Хвичо, присоединившись к женщинам, приносившим в поле обед, в сопровождении охраны двинулись обратно в село.
— Хвичо, будь осторожен, — поучал мальчика Гиго, — один не выгоняй коз на пастбище и не отходи далеко от дома. Около пустоши Беко — высокая бузина, там корма на полсотни коз хватит… Не будь озорником и не разоряй птичьих гнезд.