Манадзуру - страница 4

За мной опять кто-то следовал по пятам. На этот раз — женщина. О своих преследователях я никому не рассказывала. Мужу, конечно, тоже. Сегодня воспоминания о нём ожили, уже давно они не приходили такими яркими. Я подумала о месте, где он родился. Это был небольшой городок на побережье Внутреннего Японского моря. Местность, где он располагался, отличалась обилием холмов; множество подъемов и спусков закрывали свободный путь ветрам, поэтому там всегда стоял сильный запах морской воды.

Мать мужа умерла двумя годами раньше того, как он ушел от меня, когда Момо исполнился годик. Отец остался жить в том городке. Больше мы ни разу не встречались.

Хотел ли муж умереть? Или он хотел жить, и поэтому оставил нас? Или он думал о чём-то совсем другом, а не о том, жить ему или умереть. Деревья попадались всё реже, дорога стала шире. Я вышла на кольцевой перекресток. На остановке стоял автобус, на который я не успела сеть. Водитель куда-то ушел. Двери были открыты.

Небо вдруг распахнулось широко-широко. Внизу бушевало море. Белые гребни волн бились о берег.

Присмотревшись, я разглядела две фигуры, двигающиеся по узкой извилистой тропинке вниз по склону к воде. Отсюда фигурки казались величиной с палец.

«Если спрыгнуть вниз, сразу погибнешь», — мелькнуло в сознании, но я постаралась выбросить эту мысль из головы, еще не додумав ее до конца. Меня остановило не кощунство самой мысли, просто вдруг вялость и болезненная усталость, словно перед резким повышением температуры, охватили моё тело. Смерть была не так далеко, чтобы шутить с ней. Хотя она еще не притаилась рядом.

Я продолжала следить за людьми внизу, которые тем временем достигли берега. Они подняли обе руки вверх, как будто делая разминку. Отсюда фигурки выглядели маленькими, не больше пальца, поэтому определить, с настроением они это делают или нет, было трудно, но сам их вид излучал бодрость. Ветер разогнал тучи, и в небесной вышине разлилась чистая синь.

— Манадзуру, — попробовала я произнести вслух и, взглянув вниз, почувствовала лёгкое влечение.

То, что имело форму, редко влекло меня. Иногда чувственное желание возникало, когда я радовалась, порой оно приходило ко мне вместе с отдающим болью одиночеством, но бывало, просто появлялось само собой ниоткуда. Всему этому я дала одно название — «влечение».

После объявления о посадке пассажиров двери автобуса, отправляющегося по маршруту обратно, оставались еще какое-то время открытыми. Мужчина с ребенком поднялся по ступеням и сел в автобус. Ребенок тут же ринулся к местам на задней площадке. Мужчина неспешно последовал за ним. Автобус возвращался к вокзалу другим маршрутом. Всю дорогу он оставался полупустым. Люди выходили и заходили, потом опять выходили. Кроме меня, до конечной остановки доехал только тот мужчина с ребенком, что сидел в хвосте автобуса. Вокзальную площадь наводнили снующие машины. Хотя еще вчера вечером она стояла в тишине совершенно пустая.

Мужчина взял ребенка за руку и вышел из автобуса. Миновав пешеходный переход, он подошёл к машине, ожидавшей на противоположной стороне, и постучал в стекло. Затем открыл заднюю дверь, взял ребенка на руки и залез внутрь. Скорее, они оказались в Манадзуру не проездом, а были здесь местными.

Сунув купюру в автомат, я купила билет на поезд. Оставаться тут еще на одну ночь я не собиралась. А в гостинице про комнату спросила просто так. Должно быть, сегодня у женщины и её сына с фамилией Суна будет много постояльцев-рыбаков. Ветер начал понемногу стихать. Я поднялась на платформу, вскоре подошла электричка.

— Я дома, — позвала я. Момо в ответ промычала что-то невнятное. В последнее время Момо постоянно пребывала в хмуром состоянии. Не из-за того, что у неё плохое настроение, просто сейчас ей приходилось прикладывать усилия, чтобы вести себя приветливо. Поэтому хмурость была её обычным состоянием. Она кивнула, когда я достала сувенир — закуску из соленого кальмара. Её я купила в лавке в переходе между платформами, когда пересаживалась на экспресс в Одаваре.

Момо с детства обожала такие соленые закуски. И муж любил их. Мне они тоже нравились, поэтому определить, в кого из нас у Момо эта любовь к соленому, было невозможно.