Манагуанда - страница 3

стр.

Взводы, возглавляемые командирами, стоят в колонну по трое. Чуть впереди замерли ротные с заместителями за спиной, а еще дальше вытянулись командиры батальонов. На середину плаца выходит начальник штаба части.

– Равняйсь! Смирно! – в абсолютной тишине его голос разносится по округе раскатистым громом.

Он прикладывает руку к козырьку и под звуки бравого марша строевым шагом идет навстречу приближающемуся командиру части. Тот в свою очередь тоже прикладывает руку к козырьку и переходит на строевой шаг. Наконец они встречаются, и музыка обрывается. Следует краткий доклад, обрывки которого доносятся до окаменевшего строя. Обычно доклад заключается в том, что в части происшествий не случилось. Командир поворачивается лицом к строю и приветствует военнослужащих.

– З-з-здра-жла-тарщ-ковник! – ревет строй, что означает «здравия желаю, товарищ полковник».

– Вольно! – говорит полковник.

– Вольно! – отзывается эхом начальник штаба, и весь строй синхронно ослабляет одну ногу. Однако шевелиться по-прежнему нельзя.

Следует приказ командирам батальонов доложить о достигнутых результатах. Те поворачиваются лицом к строю и приказывают командирам рот проделать то же самое. Каждый ротный, скомандовав «смирно!», марширует на доклад. Звучит уже привычное «происшествий не случилось» и «вольно!» – одна нога слегка ослабляется. После короткого совещания уже командиры батальонов ставят свои подразделения по стойке смирно и спешат на доклад к начальнику. И снова «вольно!». В очередной раз весь строй словно вздрагивает, ослабляя ногу.

Несколько минут командир части дает какие-то указания. Кто-то, возможно, получает взбучку. Но солдаты, замершие в строю, этого не слышат. Наконец командиры батальонов, сделав «кругом», бегут к своим подразделениям и занимают прежние места. Командир части с начальником штаба поднимаются на трибуну.

– Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! – звучит уже в который раз.

– Первая колонна прямо, остальные напра-а-аво! – и несколько сот пар сапог одновременно шаркают об асфальт: раз-два.

– Для прохождения торжественным маршем, правое плечо вперед, шаго-о-ом марш!

Гремит оркестр. Взвод за взводом вся часть проходит мимо трибуны и расходится по своим делам: кто на службу, кто на занятия.

К этому времени процедура развода стала для Сергея уже привычной. По началу, конечно, этот ритуал производил на него большое впечатление. Он безумно гордился тем, что мог стоять по стойке «смирно», боясь дышать, маршировать, стараясь как можно выше поднимать ногу и «тянуть носок». Теперь это прошло или, точнее, начинало проходить. По-прежнему торжественность момента пробуждала в Сергее какие-то чувства, но уже не такие пылкие. Развод постепенно превращался во что-то обыденное и скучное, но четко прописанное в распорядке дня и потому – обязательное.

В этот день первым занятием была политическая подготовка. Сергей подумал, что это не так уж плохо: во всяком случае, не надо никуда топать – учебные классы находились на первом этаже казармы, возле плаца. Возможно, даже удастся немного покемарить, пока замполит будет в очередной раз перечислять страны НАТО и объяснять причины противостояния альянса и Варшавского договора. Правда, если сержант Шикулин, командир второго отделения, в котором служил Сергей, не заметит, что ты, несмотря на раскрытые веки, закатил глаза и спишь. Да, сон в армии – первое благо. Еда, безусловно, тоже не на последнем месте. Но на первом все-таки сон. Уставший солдат может заснуть где угодно, в любой позе. Даже если удастся отключиться всего на пару минут. Но какие сладкие эти минуты!

Замполит капитан Хорин вошел в класс.

– Взвод, смирно! – скомандовал сержант Шикулин, который был за старшего («замок» в этот день был в наряде). Взвод подскочил и, насколько это возможно, стоя за партами, вытянулся по стойке смирно.

– Вольно! Садитесь, – сказал Хорин и сам первый сел за «учительский» стол.

– А Воробьев у нас здесь? – вдруг спросил он и посмотрел на Шикулина.

– Курсант Воробьев! – рявкнул Шикулин.

– Я!

– Ага, – сказал Хорин. – Значит так, отправляешься в распоряжение начальника клуба капитана Каблукова, у него есть для тебя работа. Это ведь ты у нас художник?