Манифест, как стать интересной - страница 17

Она перевернула бекон.

– Бри! Я спросила, что ты будешь сегодня делать?

Бри наконец соизволила ответить. Целых два слова.

– Смотреть телик.

– И все?

Она кивнула.

– Даже не выйдешь прогуляться? Не встретишься с Холдо?

Бри плюхнула слегка подрумянившийся бекон на белый хлеб.

– Прогуляюсь, когда пойду за фильмами.

– Я имела в виду не это.

– Знаю.

– Мы могли бы съездить в магазин вместе. Положишь в тележку все, что захочешь.

Бри скорчила гримасу, красноречиво говорящую: «Да ты издеваешься надо мной?»

– Ну как знаешь. Кстати, завязывай уже с белым хлебом. Наживешь целлюлит раньше времени.

С этими словами мама наконец удалилась наверх, чтобы сменить топик на нечто более приличествующее ее возрасту.

Нельзя сказать, что Бри ненавидела маму. Особенно после Мук Рождения И Всех Этих Жертв. Она вовсе не хотела быть грубой, холодной или заносчивой. Но Бри – даже рискуя показаться полной сукой – отдавала себе отчет в том, что не уважает маму. Та выглядела вполне удовлетворенной жизнью – обоями на стенах, подтянутыми мышцами бедер, наличием мужа. Самая высокая цель, которую ставила перед собой мать, – в очередной раз предаться шопингу. Поэтому, несмотря на назойливый поток дорогих подарков, теоретически выражающих безусловную родительскую любовь, Бри не могла сказать даже, что мама ей нравится. Да и как может нравиться тот, кого ты не уважаешь? Горькая правда заключалась в том, что мама была в равной мере разочарована в Бри. Без сомнения, ее больше устроила бы такая дочь, как Жасмин Даллингтон. Идеальная пластиковая кукла, с которой можно ходить на массаж и педикюр. Но вместо этого она получила Бри – в комплекте с дурацкими полосатыми колготками, вечно запертой дверью спальни и язвительными комментариями.

Хотя ладно. У кого нет проблем с матерями? Уничтожив сэндвич, Бри отправилась на дело. Натянула шерстяное пальто и зашагала вверх по улице. Стояла мерзкая погода – еще не ливень, уже не морось. Тот тип британского дождика, от которого симпатичные девочки визжат хорошо поставленными голосами, прикрывают головы папками, а потом хнычут об испорченной завивке, как будто это величайшая трагедия в мире (голодающие дети Африки? Нет, не слышали). Впрочем, Бри успела уяснить, что и голод, и африканские дети большинству не очень интересны – если, конечно, о них не рассуждает какая-нибудь знаменитость (в искусственном мехе и без завивки), окруженная толпой репортеров. Бри покачала головой, решительно выкинула из нее мысли об Африке и распахнула дверь магазина с DVD.

Перемены до сих пор не затронули их уединенный, привилегированный городок. Пока весь остальной мир сидел на крючке у интернет-магазинов и торрентов, Бри и ее соседи продолжали ходить в маленький гордый магазинчик с дисками, искушавший зевак глянцевыми плакатами и картинками с попкорном на витрине.

Перешагнув порог, Бри сразу почувствовала себя грязной – будто зашла в секс-шоп или типа того. Хотя была здесь уже восемь миллионов раз (может, чуть больше). Они с Холдо заглядывали сюда почти каждые выходные, пока одноклассники оттягивались на вечеринках, куда их никогда не приглашали. Но сегодня Бри направилась не в их любимую секцию с зарубежными фильмами и артхаусом. Нет. Она свернула в самый позорный угол, куда еще недавно не зашла бы даже под страхом смертной казни.

Романтические комедии.

В глаза сразу бросилось обилие поросячье-розового цвета. Он был в той или иной степени представлен на всех дисках – как и хихикающие актрисы с развевающимися волосами. Бри вытащила один кейс, чтобы прочитать аннотацию.

– Ох, Филип Ларкин, – прошептала Бри. – Мы больше не в Канзасе.

Ее почти тошнило от отвращения. Когда она дочитала четырехзвездочную рецензию от Teen Here, оно уже сочилось из каждой поры. И все-таки, несмотря на плоских персонажей и явное отсутствие оригинального сюжета, Бри не могла проигнорировать золотые нашлепки на обороте: