Мания - страница 33

стр.

Очевидно, его глаза не сразу приспособились к темноте, потому что ему потребовалось несколько секунд, чтобы обнаружить мое исчезновение и закричать. И за эти несколько секунд я произвел расчет гораздо более быстрый, чем все, которых добивались от меня иезуиты. У меня было три возможности. Я мог сразу спрыгнуть со стены и попытаться убежать от Фактора вниз по течению ручья. Или я мог спуститься, отвязать мула и ускакать прочь. Или я мог забраться на скалу и добраться до Acequia Nueva выше Обрыва Пастуха. Мул, если бы удалось быстро отвязать его, представлялся самым надежным способом, но загвоздка заключалась в этом «если». Появись Фактор до того, как я вспрыгну на мула и поскачу прочь, я пропал. Может, я бегаю быстрее Фактора, но побег вдоль ручья окажется смертельным, если преследователь сообразит погнаться за мной на муле. Пожалуй, самый надежный способ — забраться на скалу. Я, конечно, не скалолаз, но легче и проворнее Фактора, и в этом мое преимущество. Там, где стена встречалась с нависающим каменным карнизом, пролегал узкий уступ, и я уже продвигался по нему к утесу, когда из пещеры с отчаянными воплями выбежал Фактор. Мул, напуганный его неожиданным появлением, отпрянул, затопал и натянул привязь. В последовавшей неразберихе я успел преодолеть добрых две трети пути вдоль стены, прежде чем Фактор меня заметил.

Он подпрыгнул, пытаясь схватить меня за ноги.

В первый раз он почти достал меня, даже поцарапал ногтями лодыжку. Однако ухватить меня он не сумел и запаниковал, а потому вторая попытка ему совсем не удалась.

Я же сосредоточился на том, чтобы держать ноги подальше от его рук, но все время представлял, как он хватает меня. И хотя эта картина наполняла меня прежним ужасом, подпрыгивающий Фактор выглядел очень смешно. Он так отчаянно пытался меня достать, что явно перестал соображать, и вместо того, чтобы забраться на стену или как следует нацелиться, он беспорядочно прыгал и хватал пустоту, как безумец, мучимый воображаемыми пчелами, или дикий зверь, которого выводит из себя недоступная его пониманию красота, например как обезьяна, заслышавшая музыку. Непонятные звуки вокруг, но они недоступны, и обезьяна слепо бросается, хватая пустоту, как будто можно поймать музыку сфер.

Этот образ, милорды, не праздная фантазия. Подозреваю, он соответствует Фактору в жизни. Сознавая, что в юности и живости есть нечто прекрасное, но не в силах понять, что именно, он пытался поймать это, расчленяя носителя красоты, как хирурги, которые копаются в трупах в поисках души, не подозревая, что в процессе разрушают то, что ищут. Подобные заблуждения, милорды, можно даже найти в нашей собственной церкви. Среди христиан, милорды, есть множество людей, смутно сознающих, что в религии скрывается отражение славы Бога, средство вдохновения и воплощения лучшего, что есть в человечестве, и прославление всего, ради чего стоит жить. Однако эти люди, милорды, не понимают обязательной изменчивости, не понимают, что славу и прославление невозможно втиснуть в рамки строгого кодекса, который повторяют наизусть, и подправляют, и навязывают остальным; не понимают, что слава и прославление исходят из единства с Богом и миром. Такие люди, милорды, живут догматами и мрачной глупостью тех, кто систематизирует жизнь, бесцельно пытаясь ухватить красоту, коей они не понимают и никогда не смогут понять.

В конце концов Фактор осознал, что так никогда меня не поймает, и подхватил с земли камень. Намереваясь сбить меня с моего насеста, он принялся швырять в меня маленькими камнями и горстями крупного песка. Однако к тому времени я уже добрался до конца стены и начал рискованный подъем на скалу.

Это была не самая отвесная скала, скорее даже не скала, а очень крутой склон, однако падение было бы смертельным даже в обычных обстоятельствах. К несчастью, несмотря на ожоги и избавление от крепких пут, ноги и руки все еще почти меня не слушались, онемение не прошло. Не смея полагаться на одни ощущения, я должен был предусматривать каждое свое движение, заставлять пальцы рук цепляться за камни, заставлять пальцы ног находить опору в трещинах и на выступах. И все равно, пытаясь ухватиться за что-нибудь или найти хоть какую-то опору, я несколько раз соскальзывал, срывая ногти и сдирая тонкую кожу на костяшках пальцев и голенях. Самыми легкими участками оказывались те, где можно было ползти по-собачьи на четвереньках, но и Фактор мог легко преодолеть их.