Мао Цзэдун - страница 27

«Цель не имеет отношения к знанию, а только к чувству и воле… Нравственность не вечное, а изменчивое понятие… В широком смысле не существует универсальной человеческой морали… Она меняется в зависимости от того, как ее используют… Мораль изменяется с течением времени, тем не менее она остается моралью… Мораль различна в разных обществах и у разных людей… Поскольку человеческие существа обладают собственным „я“, для которого это „я“ — центр всех вещей и всех мыслей, постольку собственный интерес — самое главное для всех людей… Источник альтруизма— собственное „я“, и альтруизм связан с собственным „я“. Невозможно сказать, что чей-то разум альтруистичен в чистом виде и в нем нет никакой эгоистической идеи. Никто в мире не исходит из [интересов] других, отдельная личность не стремится принести пользу никому, кроме себя самой… Паульсен тоже берет за основу индивидуализм. Это индивидуализм духа, он может быть назван духовным индивидуализмом… Слепая мораль совершенно бесполезна… В области этики я защищаю два принципа. Первый — индивидуализм. Любой шаг в жизни подчинен цели реализации индивидуума, и любая нравственность служит реализации индивидуума. Мы выражаем сочувствие другим и стремимся осчастливить других не для других, а для самих себя… Я считаю, что естественные инстинкты не всегда ошибочны, и чувство долга не всегда верно… У нас есть долг только перед самими собой, а не по отношению к другим»^>69.

Из всего этого мог следовать единственный вывод, и Мао сделал его: «Некоторые говорят, что мы должны верить в то, что нравственный закон дан нам по воле Бога, и что только в этом случае ему можно будет следовать, а относиться с презрением к нему будет нельзя. Это рабская психология. Почему тебе следует подчиняться Богу, а не самому себе? Ты есть Бог. Есть ли какой-нибудь другой Бог, кроме тебя самого?»^>70

Сильная личность, не скованная моральными принципами и устремленная к достижению великой цели. Диктатура воли и безграничная власть. Вот какие идеалы воспринял наш китайский Раскольников, самого себя возомнивший Богом. Ему хотелось быть уже не Наполеоном, Тамерланом и Чингисханом, а новым Мессией! Поразительная интерпретация либерализма! Не свобода для всех, а право для себя!

Как видно, в формуле Декарта «я мыслю, стало быть, существую» Мао делал ударение на слове «я». До признания «классовой морали» и «классовой борьбы» ему оставался шаг. Великой личностью он себя уже ощущал. Такой, о которой сам и писал: «По-настоящему великий человек развивает свое „я“, которым одарила его Природа, совершенствуя его до предела своих возможностей. Это и делает его великим. Все посторонние факторы, оказывающие давление на его имманентное „я“ и ограничивающие его, отбрасываются мощной побудительной силой, которая заключена в его изначальном „я“… Он… решает, правильно или нет использовать эту побудительную силу. Если правильно и должно, то применяет ее; если нет, реформирует или изменяет ее с тем, чтобы ее применение стало правильным и должным. Это [решение] зависит исключительно от его собственного суждения и не подчиняется внешнему нравственному закону или тому, что называется чувством долга. Великие деяния героя суть его собственные [подвиги], выражения его побудительной силы, величественной и очищающей, опирающейся только на прецедент. Его сила подобна мощному ветру, вырывающемуся из глубокого ущелья, непреодолимому половому влечению к любовнице, силе, которая не знает преград, которую остановить невозможно. Все преграды разлетаются перед ним»^>71.

Толпа же, масса должна слепо следовать указаниям великого человека. В этом Мао тоже не сомневался. Ведь люди вообще, а китайцы в частности, полагал он, глупы и темны. Еще в Первой средней школе в июне 1912 года Мао Цзэдун написал небольшое эссе, где с презрением говорил о «невежестве» китайского народа, который не мог по достоинству оценить прогрессивные с точки зрения Мао деяния министра древнекитайского царства Цинь, основателя философской школы законников (легистов) Шан Яна, жившего в IV веке до н. э. «Законы Шан Яна были хорошими законами. Если мы взглянем сегодня на четыре с лишним тысячи лет, о которых существуют сведения по истории нашей страны, и на великих политических лидеров, преследовавших цель обеспечить благосостояние страны и счастье народа, разве не Шан Ян стоит одним из самых первых в этом списке? — писал Мао Цзэдун. — Как могли люди бояться его и не доверять ему… Это свидетельствует о скудоумии народа нашей страны»