Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы - страница 59

приказу и седлать лошадей [371]. Они смогли осуществить свое рвение только под утро и, соответственно, уже не нашли моего брата, посему вынуждены были вернуться, чтобы не создавать видимость подготовки к войне [372].

После бегства герцога Алансонского король не стал более доброжелательным в отношении короля моего мужа, проявляя к нему свое обычное невнимание и делая это в присущей ему манере. Это позволило моему мужу немногим позже также бежать под предлогом отправки на охоту. Что касается меня, то после отъезда брата я проплакала всю ночь; наутро мои волнения вызвали столь сильный насморк и так отразились на моем лице, что я слегла с серьезной лихорадкой и была вынуждена несколько дней провести в кровати, одолеваемая болезнью и грустными мыслями. Во время этой болезни король мой муж был столь занят подготовкой к своему бегству в желании как можно скорее покинуть двор, что не доставил мне удовольствия посетить мои [79] апартаменты, зато все немногое оставшееся до своего отъезда время проводил, наслаждаясь обществом своей любовницы мадам де Сов. Он возвращался от нее обычно между часом и двумя ночи, ложась в свою кровать, поскольку мы спали раздельно. Я не слышала, как он входил, а когда просыпалась утром, его уже не было, потому что он присутствовал на церемонии пробуждения королевы моей матери, где была и мадам де Сов, о чем я уже говорила. Мой муж и не вспомнил о том, что давал обещание моему брату поговорить со мной; он так и уехал, даже не простившись [373].

Я превратилась в подозреваемую, поскольку король посчитал меня единственной причиной его отъезда. Если бы не вмешательство королевы моей матери, ярость и неудовольствие короля, направленные против меня, привели бы к какому-нибудь несчастью. Удерживаемый ею, не смея причинить мне большее зло, он, тем не менее, сказал королеве моей матери, что надлежит как минимум заключить меня под стражу с целью воспрепятствовать тому, чтобы я последовала за королем моим мужем, и заодно тем самым пресечь мои контакты с кем бы то ни было, поскольку я могу сообщать мужу и брату обо всем, что происходит при дворе. В желании смягчить ситуацию королева моя мать ответила ему, что находит правильным такое решение, довольная тем, что смогла унять первый приступ его гнева, но что она попытается убедить меня не считать ограничение моей свободы слишком жесткой мерой. Она говорила ему также, что все это ненадолго и у всей вещей на свете есть две стороны: первая – печальная и тревожная – оборачивается всегда второй – более приятной и безмятежной, и уже вскоре новые события потребуют иного решения. Тогда-то, вероятно, возникнет нужда воспользоваться моими услугами; и что осмотрительность советует нам относиться к нашим друзьям так, как к будущим врагам, и нельзя им доверяться до конца, поскольку близкие отношения могут прерваться и обернуться ненавистью, а отношения с врагами, наоборот, однажды станут дружескими [374].

Доводы королевы-матери помогли удержать короля от дальнейших действий в отношении меня, как бы он того ни хотел. Но Ле Га дал ему совет, как избавиться от переполнявшего его гнева. С целью доставить мне самое большое горе, какое только можно [80] представить, он неожиданно отправил своих людей к дому г-на де Шастела, кузена м-ль де Ториньи, где она жила, чтобы арестовать мою фрейлину якобы по требованию короля, а затем утопить ее в ближайшей реке [375]. По их прибытии Шастела спокойно впустил их в свой дом, ни о чем не догадываясь. Оказавшись внутри, они сразу стали применять силу, имея в виду губительный приказ, который им отдали, и действовали с наглостью и бестактностью. Схваченную Ториньи связали и заперли в одной из комнат. В ожидании, пока насытятся их лошади, ничего не опасаясь, как это водится у французов, они наелись и напились до отвала, используя все лучшие запасы, какие были в доме (Шастела, который был мудрым человеком, не печалился по поводу утраты своих благ, понимая, что тем самым можно выиграть время и оттянуть отъезд своей кузины. Он знал, пока у человека есть время, есть и жизнь