Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - страница 23
Состав инспекции: начальник — начальник жел<езно>до-р<ожных> войск Республики — тов<арищ> Скребнев, комисcap инспекции — я, главный инженер — Соловьев. Инспекция размещалась в мягком салонном вагоне. В моем распоряжении было два купе — служебное и бытовое. Скребнев был с своей женой.
Маршрут инспекции:
Ст<анция> Лозовая[86]. Я был занят шифровкой срочного донесения в Москву. Вагон с инспекцией передвигали по путям. Задвинули в гущу мешочников. Стук в купе. Товарищ Скребнев: «Тов<арищ> комиссар, срочно Вам надо заняться с толпой, окружающей нашу инспекцию, если хотите, чтобы мы уцелели…» Быстро спрятал шифр и пошел к выходу. Открыл дверь. Необозримое море разъяренной толпы мешочников, мужчин, женщин с детьми, братишек-матросов и армейцев в разных формах. Со мной на пороге, лицом к лицу, встретился невероятных размеров великан — братишка-матрос с гранатами за поясом. Я дал ему знак, чтобы он вошел в вагон. Привел его в свое служебное купе. Объяснил ему, что мы — инспекция по очень важным делам, и что этот вагон — наш временный дом на колесах, и что я как комиссар отвечаю за жизнь каждого из членов инспекции. Заполнить народом вагона я не имею права — меня расстреляют. Я могу лишь уступить свое личное купе четырем человекам — двум матерям с грудными детьми.
Братишка-матрос пришел в восторг и со словами одобрения пошел к выходу. Появившись на пороге вагона, он сделал энергичный жест рукой. Толпа затихла. Я сказал ему, чтобы он посадил близ стоявших к вагону 2-х женщин с детьми. Он молча взял ребенка у ошеломленной женщины и передал мне в руки. — Где твое барахло?.. — Вот, вот и вот… — указывает рукой мать. Матрос быстро перевалил через свое плечо несколько мешков и всунул в вагон женщину. Рядом с этой женщиной была другая мать с ребенком и мешками. Матрос точно повторил свою операцию на глазах у замолкшей толпы. — «На этом, товарищи, баста!.. — прогорланил матрос. — Тут едет очень важная комиссия военных».
К моему удивлению, вся эта суета смирила исстрадавшуюся, доведенную до отчаяния разношерстную толпу людей. Они все, как я узнал от моих пассажирок, по 1,5–2 месяца не могут уехать из этого проклятого места.
Я тут же вызвал военного коменданта станции и приказал немедленно подать состав товарных вагонов и часть пассажирских, стоявших на путях станции для отправки людей. Строго приказал, чтобы в ближайшие дни все люди были отправлены со станции и чтобы все пути были свободны от мешочников.
Эти приказания я отдал при обступившей нас большой труппе матросов и армейцев. Матросу-великану я дал указание, чтобы он подобрал надежных ребят и проследил посадку людей без скандалов и драк.
Наш вагон был отправлен в назначенный срок — минута в минуту. Еще мы не уехали, а на третьем пути был уже сформирован состав из товарных и полуразбитых классных вагонов и шла посадка людей. За несколько минут до отхода поезда на Ростов, к которому был прицеплен наш вагон, ко мне в купе осторожно постучали. Вошли три матроса и доложили мне, что посадка произведена в полном порядке: сначала были посажены женщины с детьми и их имуществом, а затем сели братишки и армейцы — всего около 3.000 человек, в тесноте, да не в обиде! Остались люди на север, а южан посадили почти всех. Они мне сказали, что сами они сядут в следующий поезд — на север и что они проследят подачу вагонов и посадку в таком же порядке, как и в первом составе, на каждый вагон будут распределены надежные, хорошие ребята. Матросы пришли в невероятный восторг, когда узнали от посаженных женщин, что они приняли горячие ванны с душем и искупали своих детей. Матросы крепко-накрепко жали мне руку, прощаясь со мной.
Военный комендант, допустивший такой беспорядок на крупнейшей узловой станции, был мной сознательно поставлен под контроль матросов, обвешанных гранатами. В пути от наших спутниц до Ростова мы узнали, что матросы и армейцы собирались забросать гранатами наш вагон-салон с зеркальными чистыми стеклами, вызывающими ярость и раздражение измучившихся людей, застрявших на станции под открытым небом. Обо всем этом я доложил шифром в штаб VI-го отдела ЦУПВОСО в Москву.