Марина - страница 17

стр.

Моя гривна, в силу своей чрезвычайной поношенности, не сразу пролезла в щель. Выгребая жетончики из лотка, я вдруг услышала знакомый голос, и осторожненько оглянулась. У меня за спиной улыбался Вадим.

— Марина, вы как стремительная лань процокали мимо меня своими очаровательными копытцами. Виноват, склоняю голову и прошу милости. Знаю, что нет мне прощения, но смените гнев на милость и примите от меня недостойного этот скромный знак восхищения вашей красотой — и протянул три лиловых гиацинта.

Во мне боролись две довольно мощных эмоции — обида и радость, к которой примешалось еще и неудержимое желание расхохотаться, настолько потешно прозвучала цветистая тирада Вадима. Сердце мое, в общем-то, довольно мягкое, не выдержало и дрогнуло, а губы сами собой разъехались в улыбке:

— Вы невыносимый человек, Вадим. На вас невозможно обидеться! Итак, где вы изучали искусство лести? Не иначе, при дворе какого-нибудь восточного правителя…

— Пожалуй, вы недооцениваете женскую половину нашего города. Практики сколько угодно! Все. Мариночка, хватит пробовать меня на зубок. Я — достаточно твердый. К сожалению, я случайно встретил одного знакомого, с которым мне пришлось выяснять некоторые вопросы. Задержался и ужасно боялся, что вас уже не найду в этом столпотворении. (Это он имел в виду акцию «Гринписа», начавшуюся минут десять назад на Крещатике). Если я прощен, то позвольте пригласить вас на обед…

Глава 4

Не стану перечислять съеденное нами в небольшом ресторанчике возле площади. Как выяснилось — едоки мы оба отменные. За столом мне пришла в голову мысль, что если мы с Вадимом решим пожить вместе, то через годика два мы прибавим килограммов по десять каждый, а мои кошки превратятся в плюшевые пуфики для спальни…  Ну и фантазии!…  Представьте себе убегающий из-под садящегося с громким «мяу» черный плюшевый пуфик…  В общем, как там раньше писали в газетах, обед прошел в атмосфере дружбы и взаимопонимания. Настроение было благодушное и весьма оптимистичное. Мы вышли из ресторанчика, и Вадим подвел меня к своей машине, оставленной поблизости на уличной платной стоянке. Автомобиль мне понравился. Опять это была темная иномарка. Пискнула сигнализация, Вадим открыл дверцу, и в лицо мне пахнуло очень знакомым запахом разогретой кожи. Усаживаясь поудобнее, я пыталась нащупать в своем мозгу ячейку, где хранилась информация об этом запахе и сопоставить ее с ощущениями, полученными от рецепторов ягодиц, утонувших в мягком сиденье. Попросту, я пыталась вспомнить, где и когда я уже обоняла этот запах. Но мягкое урчание мотора и насмешливо ласковые речи Вадима погрузили меня в некое подобие транса. В таком состоянии хорошо пищу переваривать, а мозговая деятельность замедляется и затрудняется. Как следствие я ничего вспомнить не смогла, зато сделала вид, что не удержала равновесие на повороте и ткнулась головой в плечо Вадима, пусть пообоняет мои новые духи. На месте мужчин я бы выбирала себе партнершу по запаху ее духов. И по нему же определяла бы ее настроение, самоощущение и т. д. С годик назад я пользовалась одновременно двумя сортами духов. Если, к примеру, я проснувшись утром, ощущала себя Маришкой, я брала духи «Мадемуазель.» Если же выныривала из сна Мариной Львовной, то духи были «Палома Пикассо». А временами я и вовсе не знала с чем себя отождествить. Тогда я, повертев в руках оба флакона, отставляла их в сторону, оба. На этакое нечто и духов было жалко. Сегодня я благоухала «Мошино».

Легко плывя в потоке сознания, я и не заметила, как в салоне заструилась мягкая, расслабляющая музыка. Боднув в очередной раз своей головой Вадима, я уже была не в состоянии принять строго вертикальное положение и, напрочь забыв о прическе, умостилась на его плече. Мне было так здорово, я забыла обо всем, что портило мою жизнь в последние недели. Мысли метались по полкам старенького шифоньера в поисках нового комплекта постельного белья. Не в горошек, как это я любила, а в мелкие разноцветные сердечки. Кто-то, уже не помню, подарил мне его то ли на день рождения, то ли на именины и он лежал уже не менее полутора лет, дожидаясь своего часа. Его-то я и постелю сегодня, когда мы приедем.