Мария - страница 2

Виктор внимательно посмотрел на Пингвина.

– Спасибо, – проговорил он, развернулся и направился к ожидавшему его, как сказал Пингвин, молодому человеку.

Тот сидел к нему спиной, лицом к окну. Виктор обошел столик и встал с противоположной стороны.

– Вы позволите? – спросил он незнакомца.

– Я вас ждал. Присаживайтесь. Меня Генрихом зовут.

– Виктор. – Виктор сел за столик.

С минуту молодые люди молча смотрели друг на друга.

– Что ж, – нарушил молчание Генрих, – значит на этой дороге.

– Прошу прощения?

– Я после расскажу. Мы с тобой не одни. Думаю, ты это понимаешь.

– Я не очень понимаю, о чём речь.

Генрих вздохнул и спросил:

– Ты её любил?

Вопрос всколыхнул сознание Виктора. Он мгновенно всё понял.

– О вечности сложно говорить в прошедшем времени, – заметил он.

– Согласен. – Генрих улыбнулся. – Тем не менее, став её заложником, невольно осознаешь прошлое, не понимая, что ждет впереди.

– А впереди что-то ждет?

– Непременно. Я в этом убедился.

– Как это может быть?

– Сам узнаешь. У каждого свой тоннель, коридор, называй, как хочешь, и попадаешь ты в него разными путями, и далеко не всегда тем путем, каким попал сюда ты.

– Откуда ты знаешь, как я сюда попал? – Виктор подумал о том, как быстро он сошелся с Генрихом.

– После расскажу. Я много, где побывал. Уже. У меня автомобиль. Ты готов?

– Пожалуй, готов, – не задумываясь и не спрашивая к чему, ответил Виктор.

– Вы готовы, молодые люди? – послышалось из-за стойки.

– Да, Пингвин, – ответил Генрих и поднялся со своего места.

– Тогда, вперед. А с тобой, Виктор, мы позже сыграем в шахматы.

– Договорились. – Виктор встал и направился за Генрихом.

Подойдя к автомобилю, Генрих остановился и спросил Виктора:

– А ты когда-нибудь всерьёз задавался вопросом о том, есть ли жизнь после смерти?

– Странно слышать это, находясь здесь, – проговорил Виктор. – Этим вопросом задаётся каждый, как мне кажется. Есть ли жизнь после жизни?.. А есть ли смерть после смерти?

Генрих улыбнулся.

– Садись, поехали! – скомандовал он. – Есть ли смерть после смерти?

Солнце уже готово было скрыться за водной гладью, и закат заливал кровью морской горизонт, придавая пейзажу зловещую красоту. Закат разбрызгивал багрянец, стремясь охватить ужасом всё обозримое пространство. Волны, испестренные алыми бликами, накатывались на берег, черной скалой, встречающий стихию. Волны ласкали холодный гранит, стараясь на мгновение задержаться на суши, красной пеной окутывая безжизненную твердь.

Тихой поступью шла она вдоль берега, наслаждаясь очарованием ужаса, невольно писанного самой природой. Легким шепотом приветствовала она кончину дня. Мягким шорохом отозвались алые розы в её руках. Кроткой нежностью окутался берег, мешая черные краски скал с багровым отблеском волн. Неслышно ступала она дальше, в пустоту, во тьму.

Нечаянно из букета выпала роза и неслышно пала на холодный черный гранит, добавив алого цвета к картине уходящего дня.

Кончина дня… Как не привычно это явление, оно всегда кажется неожиданным, неуместным, преждевременным. Конец дня, как и конец жизни неизбежен, печален и… восхитителен. Что происходит после? Возможно, она это знает. Знает, но никогда не скажет. Откуда она пришла? Когда? Вместе с зарождением жизни? Да, она наблюдала за рождением, за жизнью, чтобы в какой-то момент пресечь её. Что ей движет? Для чего она? Для кого она? За что она?

И как страшна её загадочная, незримая красота, коей охватывает она мир, её ужас прекрасен своей таинственностью, а деяния жестокостью, горем и… освобождением…

По наитию ли, по умыслу ли, по расчету ли…

Тихой поступью, пройдясь по древней цивилизации, забрала она сто миллионов жизней во время Юстиниановой чумы, и после, вплоть до двадцатого века, используя столь изысканный способ сбора своего урожая, выкорчевывала она жизни, порой забирая до трети всего населения Европы. Легким шепотом оглушала она земной шар, забирая сотни миллионов жизней, разбрасывая по планете то оспу, то холеру, то корь, то малярию, то туберкулез, то СПИД…

Мягким шорохом останавливала она течение жизни, определяя её срок, блуждая меж людей, заглядывая в окна хижин и дворцов, кружа по улицам городов и деревень, прогуливаясь по дорогам земли, плавая по морям, неслышно носясь меж больничных коек, и даже пробираясь в родильные дома, лишая жизнь даже самого её начала.