Маркиза Бонопарта - страница 18

Охваченный волнением, Арман приблизился к ней, стараясь ступать как можно тише. Но маркиза все равно почувствовала его. Едва он подошел и присел на край ее постели, она открыла глаза и, протянув руки, с нежностью обвила его шею.

– Я не отдам тебя ей, не отдам, – прошептала Анжелика, привлекая графа к себе. – Я отниму тебя и верну назад наше счастье! Я останусь здесь, с тобой, и что бы ни случилось – мы будем вместе. Среди крови и смертей мы найдем утешение в любви, а если судьба окажется немилосердна – мы погибнем вместе, Арман. Я так люблю тебя… Я все готова разделить с тобой. Я ничего не боюсь. Ты слышишь?

Арман сжал маркизу в объятиях – золотые украшения на его генеральском мундире царапали ее нежную кожу. Она близко видела его улыбку и ощущала горячее желание, разгоравшееся в нем. Им обоим показалось, что время обернулось вспять. Вернувшееся чувство, более острое и пьянящее после долгой разлуки, уносило обоих на огненных крыльях, словно не было рядом с ними страдающего, дымящегося пожарами города. Забыв о войне, они отдались любви, сплетая тела и желая утопить давнюю ссору в долгих поцелуях и безудержных ласках. Их фразы начинались и обрывались на полуслове, уступая место молчанию, тогда как губы продолжали отвечать друг другу. Счастливая, маркиза смеялась под его поцелуями.

Осторожно взяв в руки ее прекрасное лицо, он увидел, как оно светится изнутри от нежности и восхищения им.

– Прости меня, прости! – прошептал Арман, прижав к своей груди прекрасную головку маркизы…

Под самое утро Анжелика задремала, прислонившись к широкому плечу Армана, и улыбка не сходила с ее губ.

От императорских палаток послышался голос Бонапарта: он шутил с гренадерами караула, говоря, что они хорошо прокоптятся в смоленском дыму. Потом приказал подать коня. Понимая, что император в любую минуту может хватиться его, Арман осторожно высвободился из объятий Анжелики и, заботливо укрыв возлюбленную покрывалом, начал одеваться.

Анжелика открыла глаза. Она сладко потянулась, но увидев, что любмый стоит перед ней в мундире, держа в руках шляпу с плюмажем, встревожилась:

– Что случилось? Уже все?

Коленкур кивнул и, наклонившись, поцеловал ее волосы:

– Пора, дорогая. На войне отдых недолог.

Анжелика смутилась – краска проступила на ее щеках. Она и вправду забыла, что находится не дома, в Провансе, а в действующей армии, где в любой момент может вспыхнуть сражение.

– Я скоро буду готова, – уверила она, притягивая к себе одежду.

Оставив возлюбленную, Коленкур вышел из палатки. Его взору предстало впечатляющее и трагическое действо: по всему тракту, ведущему от Смоленска на восток, протянулись русские корпуса, покидающие город. За ними, сколько мог охватить взор, кто в перегруженных экипажах, кто в крестьянских телегах, а кто и просто пешком нескончаемой вереницей тащились жители Смоленска – от мала до велика. Со всех храмов города их провожали колоколами. Сквозь печальный перезвон до французов долетали плач и прощальные крики – никто не желал оставаться в городе на милость победителя.

– Почему они уходят? – не сдержавшись, воскликнул маршал Бертье. – Нигде в Европе жители не покидали город, они приветствовали нас… И почему не видно градоначальника, почему никто не несет ключи от города?

– Я думаю, мы не дождемся ключей, – помрачнев, заметил ему Коленкур вполголоса. – Они не сдаются – они уходят, чтобы сражаться дальше. Я давно думаю о том, что это война для нас станет не похожей на все остальные…

– Как бы она не стала последней, – поддержал Армана подъехавший в ставку Мюрат, – мои кавалеристы только что вернулись из города – Смоленск пуст: дымящиеся развалины, трупы, трупы… Живых нет.

Мюрат говорил громко, и император, стоявший невдалеке, услышал его – он бросил на Иоахима сердитый взгляд: вот уж не ожидал от давнего соратника такого упадка духа. Молча выпив чашку кофе, поднесенную Рустаном, Бонапарт сел в седло и, обернувшись к Мюрату, напомнил:

– «Труп врага хорошо пахнет». Вы не забыли мудрое изречение римлян, маршал? Или мне придется еще не раз напоминать вам его?