Маркиза де Бренвилье - страница 14

стр.

24 марта Лашоссе был колесован на Гревской площади.

Что же касается Экзили, главного источника зла, то он исчез, подобно тому как исчез Мефистофель, погубив Фауста, и о нем не было ни слуху ни духу.

В конце года Мартена освободили за отсутствием достаточных улик.

А маркиза де Бренвилье тем временем пребывала в Льеже и, хотя укрывалась в монастыре, ни в малейшей степени не отказывалась от радостей мирской жизни; весьма скоро утешившись после смерти Сент-Круа, которого, надо сказать, любила до такой степени, что готова была ради него покончить с собой[25], она нашла ему преемника — некоего Териа; к сожалению, нам не удалось разыскать о нем никаких других сведений, кроме фамилии, неоднократно упоминавшейся в ходе процесса.

Как мы увидели, вся тяжесть обвинений пала на нее одну; посему было решено извлечь ее из убежища, где она чувствовала себя в полной безопасности.

Миссия эта была трудная, а главное, деликатная. Один из самых ловких офицеров коннополицейской стражи Дегре взялся выполнить ее. В этом человеке лет тридцати шести — тридцати восьми от роду и приятной наружности ничего не выдавало его принадлежности к полиции; он с одинаковой непринужденностью носил любой костюм и в своих переодеваниях прошел все ступени социальной лестницы от бродяги до вельможи. То был самый подходящий человек для исполнения такой миссии, и ему доверили ее.

В сопровождении большого числа стражников он прибыл в Льеж и вручил городскому Совету шестидесяти королевское послание, в котором Людовик XIV[26] требовал выдачи преступницы, чтобы покарать ее. Проверив материалы процесса, которые Дегре озаботился привезти с собой, Совет дал согласие на выдачу маркизы.

Это уже было много, но еще недостаточно; маркиза, как мы сообщали, укрылась в монастыре, и Дегре не решался силой арестовать ее там по двум причинам: во-первых, если ее вовремя предупредят, она может спрятаться в одном из тайников, известных только настоятельнице; во-вторых, в столь набожном городе, как Льеж, подобные действия, вне всякого сомнения, будут восприняты как святотатство и могут даже вызвать народное возмущение, которое даст маркизе возможность ускользнуть от правосудия.

Дегре просмотрел свой гардероб и решил, что сутана аббата лучше всего отведет от него всякие подозрения; вскоре он стучался в ворота монастыря, представившись как соотечественник маркизы, который прибыл из Рима и просто не может, проезжая через Льеж, не засвидетельствовать свое почтение женщине, столь знаменитой благодаря своей красоте и несчастьям, которые обрушились на нее. Дегре вполне обладал манерами младшего сына из хорошего дома; он был вкрадчив, как придворный, предприимчив, как мушкетер, и уже при первом визите выказал столько ума, очарования и дерзости, что с куда большей легкостью, нежели надеялся, получил разрешение навестить маркизу вторично.

Дегре не заставил себя долго ждать и назавтра прибыл с новым визитом. Такая нетерпеливость была для маркизы только лестна, так что Дегре преуспел еще больше, чем накануне. Г-жа де Бренвилье, женщина умная и светская, больше года была уже лишена общения с людьми своего круга, и с Дегре она как бы вернулась к своим парижским привычкам. К сожалению, очаровательный аббат через несколько дней собирался в Льеж и потому был крайне настойчив; он попросил, нет, уже не разрешения нанести очередной визит, а свидания, и получил его.

Дегре был точен, маркиза с нетерпением ждала его, но, по неудачному стечению обстоятельств, надо думать, подстроенному Дегре, любовному свиданию несколько раз мешали, и притом как раз в тот момент, когда оно становилось особенно нежным и менее всего требовало присутствия свидетелей. Дегре был крайне недоволен тем, что им так докучают; кроме того, он опасался, как бы не скомпрометировать графиню да и самого себя: как-никак сутана, которую он носит, обязывает его к определенной осторожности. Он умолял маркизу дать ему свидание за городом, в месте прогулок: народу там немного, и можно не бояться, что их узнают или будут за ними следить; маркиза отказывалась, но ровно столько, сколько нужно, чтобы придать цену согласию, и свидание было назначено на тот же вечер.