Маркос Рамирес - страница 16

Все свое свободное время под вечер и ночью бабушка посвящала молитве за упокой души многочисленных умерших родственников и неизменно отмечала годовщину смерти каждого из них своей простой и скромной, но жаркой молитвой, при этом часто вспоминала всех покойных знакомых, которых когда-то знавала, чтобы помолиться и за них. Сидя на табурете в углу столовой, она шептала молитву, кусала ногти и вдруг восклицала, обращаясь к одной из дочерей: «Девочка, знаешь? Завтра исполнится тридцать два года со дня смерти покойного Зенона, он был большим другом папы Хименеса (так она называла своего деда по матери)… Я помолюсь за него, пусть бедняжка не думает, что в этом мире все про него забыли».

Небо в ее представлении было чем-то вроде нашего селения Эль Льяно — и уж, конечно, не столь отдаленным. Рассказывая нам о странствиях Христа и его апостолов, она говорила о них так, словно речь шла о ее добрых знакомых, о наших земляках:

«…Об этом ему сказал Петр, а был он не в меру влюбчивый и проказливый. Однако господь бог — он ведь тоже догадлив и хитер, знает, что с хвоста не надевают хомута, — так вот он и говорит: „Смотри, Петр, брось ты меня за нос водить и не наводи ты тень на плетень. Все норовишь баклуши бить… Ладно, ступай к этой сеньоре. Но смотри! Только передашь, чтобы приготовила нам кофе с лепешками…“»

Я думаю, что для нее господь бог и все ангелы и апостолы родились и выросли в Эль Льяно близ Алахвэлы, как и все ее родные, как и все Рамиресы.

Вечерами, когда накрапывал мелкий дождик и холодный ветер носился по темным и пустынным улицам местечка, семья собиралась лущить кукурузу в просторной кухне с чистым, хорошо утрамбованным земляным полом, согретым ярким пламенем постоянно горящего большого очага. На очаге неизменно дымились пузатый кофейник и вместительный горшок с фасолью, да в теплом углу отсвечивала блестящим округлым боком миска с кукурузными лепешками. Бабушка пила кофе собственного урожая — поджаренный, размолотый и приготовленный ею самой, — пила она чашку за чашкой, очень крепкий и почти без сахара. Дяди тоже любили кофе, хотя и пили его не так часто, как бабушка, и не такой густой.

В дождливые вечера в дом собирались ближайшие родственники и друзья, жившие по соседству. Все усаживались с лукошками вокруг горы кукурузных початков, пока одни очищали початки, другие поспешно лущили зерна, состязаясь между собой в быстроте, причем победителем почти всегда оказывался дядя Рафаэль-Мариа. Все болтали и весело смеялись, передавая по кругу чашки душистого кофе и вареную фасоль, завернутую в тонкую кукурузную лепешку — тортилью. Близ очага дремали собаки.

Томасито и я, усевшись на полу посередине кухни, строили домики из кукурузной соломы и ставили внутрь зажженные огарки, пока кто-нибудь из взрослых метким ударом початка безжалостно не разрушал искусную постройку, чем и вызывал с нашей стороны бурю негодования. Тогда дед подавал голос из своего угла и наводил порядок на кухне.

Порой собравшиеся принимались рассказывать сказки о колдуньях и чудовищах, и тогда мы с Томасито слушали, разинув рот, и переживали горчайшие минуты, если старшие в это время посылали нас купить что-нибудь в дальней лавке.

Вспоминаю, как в один из таких вечеров сосед обратился к дедушке:

— Дон Росендо, расскажите нам ту историю о Кадэхос, когда он спас вас от ведьм.

Дед приостановил работу, беспокойно заерзал на стуле и покосился на бабку, которая, казалось, ничего не слышала, всецело занятая початками.

— Право, не стоит, — пробормотал он, почесывая бороду. — Это ведь было так давно…

Однако все принялись настаивать, и дед нехотя начал:

— Произошло это много лет тому назад. Я работал пильщиком на лесопилке у американцев, там, на реке Брасиль. Весь двор был забит досками, и я решил, что начнем часа в четыре, иначе не справиться… Поднялся я спозаранку, засветил фонарь и поплелся по грязи, а надо заметить, что дело было зимой и путь до лесопилки превратился в настоящее болото… Заметьте, что дороги в те времена были куда пустынней и темней, чем нынче… Так вот, иду это я спокойно, освещая себе путь фонарем да выбирая, куда ступить, чтобы не шлепнуться в лужу, как вдруг вижу перед собой зеленую изгородь из высоченных, густых пиньуэл… «Что ж это такое? — подумал я. — Куда это черти меня занесли? Вроде как я задремал на ходу и заблудился!» Протираю глаза и начинаю кружить, кружить, но куда ни иду, всюду наталкиваюсь на колдовскую изгородь. Честное слово, мне уже стало казаться, что я с ума спятил! Только едва рассвело, как услышал я адский хохот, раздавшийся с вершины дерева, и в тот же миг изгородь исчезла… Чистое наваждение! Проклятые ведьмы потом всякий раз, как им взбредет в голову, проделывали со мной такие шутки нарочно, чтобы я опоздал на работу… Как-то раз…