Маркос Рамирес - страница 25

На другой год меня перевели в школу «Порфирио Бренес». Кое-кто из моих соучеников, дети состоятельных родителей, получали достаточно денег, чтобы тратить их на фрукты, прохладительные напитки, медовые пряники «боса» и прочие сласти. Я был отчаянный лакомка, но мать с большим трудом могла дать мне пять, от силы десять сентаво по воскресеньям, если на неделе я хорошо вел себя. Вот почему я стал искать другие, более надежные, способы раздобыть необходимые деньги.

Я искренне верил в святого Антония. Однажды, когда мать послала меня на городской рынок за покупками, где, по слухам, все было дешевле, чем в скромных лавчонках предместья, меня по дороге осенила блестящая мысль: «Дай-ка я пообещаю святому Антонию огарок свечи поставить да повторить десять раз „отче наш“, „богородицу“, а он пусть мне возместит за это песетой. Что стоит святому чудотворцу подкинуть мне ничтожную песету? Уверен, что святой Антоний мне подарит ее по пути на рынок!..» Жаль, что мне раньше не приходил в голову такой простой и надежный способ заработать деньги!

Я шел посереди улицы не торопясь, тщательно заглядывая во все уголочки и в трещинки камней, даже ногой ворошил в пыли и в рассыпанных кучках щебня, уверенный, что раз я дал обет святому Антонию, то уж непременно найду монету в двадцать пять сентаво, прежде чем дойду до рынка.

Не знаю, сколько времени я затратил на обследование дороги, но песеты я так и не нашел. Обозлившись на святого Антония, я поклялся, что не выполню обета и больше никогда не стану ему молиться.

Купив все необходимое, я на обратном пути случайно сунул руку в набитый всякой всячиной карман штанов — и вдруг нащупал монетку в десять сентаво, затерявшуюся было среди кукурузных зерен и разного мусора. Пораженный, я поспешно попросил прощения у святого Антония за свои сомнения в его всемогуществе и милосердии. Чудо свершилось! В то время как я упорно и тщетно искал на улицах, святой Антоний в своей беспредельной доброте подбросил мне колон в карман, но, услышав мой отказ выполнить принятый обет, он решил покарать маловера и уменьшил даяние в десять раз. Вот каким образом я объяснил себе это явление, преисполнившись благодарности к святому за ниспосланную радость.

На пятак я купил бананов и медовый пряник «боса», последний кусочек которого еще смаковал, подходя к дому.

Мать выбранила меня за длительное отсутствие, перебрала покупки и спросила:

— Маркос, а где вермишель?

— Ка-ка-кая… вер-ми-шель? — спросил я, заикаясь, и похолодел от тревожного подозрения.

— Я же велела тебе купить вермишели на десять сентаво! — сказала мать и, заметив крошки от пряника у меня на губах, с отчаянием добавила: — Неужели ты способен проесть на пряники деньги, которые я тебе дала на вермишель?

— Десять сентаво… я потерял их! — проговорил я наконец, рыдая, и подавился последним кусочком проклятого пряника.

«Чудо» святого Антония обошлось мне дорого, и я крепко запомнил случай с десятью сентаво. Раньше я, бывало, частенько оставался в долгу у святых: попав в беду, я всякий раз обещал им горы «отче наш» и «богородицы». А так как мои проказы навлекали на меня немало невзгод, то к вечеру за мною числились сотни и тысячи обетов. Превозмогая дремоту и лень, я начинал бормотать молитву за молитвой, ведя счет на пальцах. Иногда я пускался на уловки при счете; порой, когда меня одолевал сон, я наспех читал лишь первые строчки молитвы — ведь святой сам знает остальные и нет необходимости твердить все от начала до конца. Но, несмотря на эти ухищрения, мне зачастую приходилось переносить значительный остаток молитв на следующую ночь. Обеты святым превратились для меня в настоящую пытку, и я возненавидел вечерние часы перед сном.

Наказание, полученное мною по милости святого Антония, освободило меня от ежевечернего тяжкого бремени. С тех пор я перестал влезать в долги и перед сном довольствовался тем, что читал до одному разу «отче наш» и «богородицу». Вместе с тем это наказание окончательно убедило меня, что надо искать другие, более надежные способы добывания денег.

Из дому стали загадочно исчезать все монетки, что мать по рассеянности забывала на столе. Но так как в доме не было другого мальчика на подозрении, то каждая пропажа стоила мне изрядной взбучки, и вскоре я решил изменить тактику.