Маркс против марксизма - страница 9

А что дальше? Нельзя забывать, что большевики решились на переворот в надежде на то, что он станет прологом мировой пролетарской революции. Они хотели только начать, искренне думая, что тут же будут поддержаны европейским рабочим классом. О том, что нужно делать после революции, никто из них всерьез не задумывался. К доказательству необходимости и возможности революционного «прорыва» цепи мирового капитализма в ее «слабом звене» собственно и сводится весь ленинизм — во всяком случае, в своей дореволюционной части. Орудием такого «прорыва» и должна была стать созданная Лениным партия большевиков. Она училась не тому, как строить социализм, а как брать власть, причем, разумеется, не демократическим, а силовым путем. Ленинизм — это закамуфлированная под марксизм российская версия заговорщической организации, ставящей перед собой задачу въехать во власть на плечах неминуемой буржуазно-демократической революции. В России идейными предтечами этой версии были не Маркс и Энгельс, а Чернышевский, Ткачев, Нечаев, некоторые другие представители русского революционного народничества. Именно в этой версии марксизм был сведен к апологии насильственного захвата власти, что сделало его в глазах мировой общественности антидемократическим пугалом, идеологией политического экстремизма и волюнтаризма.

Но разве не сам Маркс был автором теории классовой борьбы, пролетарской революции и диктатуры пролетариата? Все так, но свою теорию он сформулировал применительно к европейской истории, и потому у него и сразу же после него она проделала в Европе иную эволюцию, чем в России. Маркс жил все-таки в эпоху, когда демократия во многих странах Европы давно уже стала реальностью. В зрелый период своего творчества он вместе с Энгельсом пришел к выводу, что при наличии демократических порядков рабочие могут завоевать политическую власть не революционным, а мирным путем — посредством участия в демократических выборах. Демократия тем самым уже в границах буржуазного общества может быть использована для постепенного осуществления социалистических реформ. Эта идея дала начало так называемому демократическому социализму, ставшему программной установкой многих современных социал-демократических партий на Западе. Впоследствии западный марксизм вообще откажется от идеи насильственного захвата власти, коль скоро она существует в демократической форме. Насилие оправдано в борьбе с тиранией, но не там, где демократия уже победила.

В начале своей деятельности Маркс и Энгельс действительно были убеждены в том, что только пролетарская революция сможет обеспечить полное торжество демократии. К концу жизни они склоняются к тому, что и в своей буржуазной форме она может стать методом решения социальных проблем, включая переход к социализму. Правда, пройти до конца дистанцию, отделяющую демократию от революции, они так и не смогли, что послужило причиной определенной противоречивости, непоследовательности в их поздних высказываниях. Тем не менее в пору своей творческой зрелости они значительно больше привержены демократическому пути развития, чем в молодости. Поэтому логичным выглядит и тот вывод, который был сделан уже их ближайшими друзьями и соратниками по германской социал-демократии: последней революцией, имеющей хоть какой-то исторический смысл, является буржуазно-демократическая революция, после чего наступает время мирного, эволюционного развития. Политическая революция оправдана как способ перехода от абсолютизма или самодержавия к демократии, но с установлением последней перестает быть локомотивом истории, уходит в область исторических воспоминаний. Любая попытка революционного захвата власти после того, как демократия уже победила, чревата для демократии самыми тяжелыми последствиями[13].

Октябрь стал наглядным подтверждением этого вывода. Ленин даже не скрывал антидемократического характера совершенного им политического переворота, мотивируя его якобы классовой склонностью пролетариата к диктаторской форме правления. Реформистскому — западному — варианту марксизма он противопоставил свой крайне радикалистский, революционный вариант, делающий ставку на «ничем не ограниченное насилие», не сдерживаемое ни правом, ни моралью. Нигилистическое отношение к демократии, традиционно свойственное российскому менталитету — официальному и народному, и отличает ленинизм от марксизма. В трактовке Лениным диктатуры пролетариата, которую он считал главным в марксизме, это проявилось в полной мере.