Марксизм в России начинался со лжи - страница 49

). Тогда-то Россия неизбежно пройдет через «кавдинские ущелья» этого строя. Через «расчеловечивание» собственностью и эксплуатацией.

Вслед за Энгельсом и Плехановым, Вы до сих пор, однако, акценты в своих комментариях к приведенным словам Маркса ставите на том, что Россия «за последние годы... немало потрудилась в этом направлении», т. е. капиталистическом. Вас ну никак не задевает то обстоятельство, что капиталистическое развитие в России прервалось уже вскоре и прервалось не случайно. Маркс, между прочим, это и предвидел. Любые новые времена не ведут к возврату тогдашней обстановки. Раскрою, в чем именно усматривал перспективу Маркс.

Верно: если Россия, вступив в результате реформы 1861 г. действительно на путь капиталистического развития, шла бы до конца по этому пути беспрепятственно (как ранее было в странах Западной Европы), и не случилось бы при этом Октябрьской революции 1917 г. — то да, в таком случае рано или поздно крестьянская община разложилась бы, а потом постепенно произошла бы и пролетаризация большинства крестьян. Российский капитализм стал бы столь же незыблемым, как и ранее западноевропейский, американский или японский. Ныне не было бы и проблемы, по которой мы с Вами сейчас ведем спор...

Энгельс, Плеханов и все согласные с ними в таком направлении и представляли себе будущее России. Оно казалось им видимым ясно. Все представлялось настолько очевидным, что даже принципиально иной и неожиданный взгляд Маркса на проблему, даже он ничего не мог изменить. Кое-кто сегодня намекает: мол, Маркс, когда писал свой ответ В. Засулич, был сильно болен, помутнение мысли могло же произойти...

Впрочем, Ваше упорство, Раиса Павловна, в доказывании того, что «может, мальчика-то и не было», т. е. якобы никаких иных взглядов Маркс не высказывал, тоже наталкивает на неожиданную мысль — возможно, Вы столь своеобразно стыдитесь за, как это порой понимается, якобы «конфуз», какой случился с Марксом, вдруг (совсем не вдруг!) выступившим в поддержку отца народничества Чернышевского и других сторонников самобытности российской истории... И потому наложившим вето на свой «Капитал» по отношению к России.

Хорошо ли, плохо ли, но история сослагательного наклонения тем не менее действительно не имеет. В этом и кроется ее ироничность. Здесь причина в том, что именно сама по себе история — многоактная трагедия. Люди мыслят в самом деле сослагательно и, значит, альтернативно, но сами-то события не заменить — события необратимы.

Трагизм концепции Энгельса и Плеханова был, может быть, и особенно характерен: они искренне считали себя революционерами, но российская революция в октябре 1917 г. оказалась роковой прежде всего именно для их взглядов. И произошла революция «не в то время», как они предполагали, и сама по себе явно была «не той», какую они России пророчили. Ее основным содержанием объективно была, как ни огорчайся, общинность, и лишь в малой степени — свержение начинавшегося капитализма: ни капитализма, ни порождаемого им пролетариата в стране тогда фактически еще не сложилось. Ныне это трудно ли понять?

Обратимся к сути «русской идеи» конкретно в варианте Чернышевского и Маркса. Может, она (идея) — итог поспешности?

Никак! Уже и мысли Чернышевского (первооткрывателя самой главной русской самобытности) на этот счет основательны вполне. Опираясь на публикацию А. Гакстгаузена, он делает выводы о неотвратимости действия объективных законов в российской истории.

Да и прежде него Герцен высказывал близкие этому идеи об общине. «Разве, — писал он, — освобождение крестьян с землею — не социальный переворот? Разве общинное владение и право на землю — не социализм?..» (Сочинения в 2-х т., М., 1986, т. 2, с. 448). Герцен же: «У русского крестьянина нет нравственности, кроме вытекающей... естественно из его коммунизма, эта нравственность глубоко народная; немногое, что известно ему из Евангелия, поддерживает ее; явная несправедливость помещиков привязывает его еще более к его правам и к общинному устройству» (там же, с. 167).

Чернышевский берет тот же вопрос и исследует его средствами науки. Маркс ссылался на Чернышевского как на высший научный авторитет в этой проблеме. Фигура Чернышевского, действительно, огромная и — недооцененная. А русскими социал-демократами она была принижена. В том числе тем, между прочим, что возносили его не за самое великое из сделанного им. Душили, так сказать, в объятьях…