Марс. Книга 1 - страница 5

В итоге ВКА рекомендовали не допускать курсантку Светлову к полётам, мотивируя выводы возможным психическим расстройством, полученным девушкой во время аварии и последующим пребыванием в пространстве. Но тут уже на дыбы встал ректорат. Мало того, что курсант Светлова была одной из лучших на курсе, мало того, что обучение одного студента ВКА равнялось годовому бюджету небольшого городка, получалось, что Высшая Космическая Академия, созданная для того, чтобы готовить кадры для работы за пределами Земли, не в состоянии этого делать. ВКА потребовала нового медицинского освидетельствования Светловой, потом ещё одного. Девушку измучили тестами, которые, несмотря ни на какие ухищрения, лишь подтверждали её полную вменяемость. И, как ни парадоксально, выводы комиссий дублировали первоначальную рекомендацию: не допускать к полётам. На мой взгляд, психологи просто перестраховывались.

Тем не менее, курсантку пришлось перевести с отделения навигации и пилотирования космических аппаратов на факультет диспетчерского управления. Дело, безусловно, интересное, очень важное и нужное, но для того, кто хотел летать — как камень на шее. Больше я ничего о Дарье не знал.

Тем временем, пока я предавался воспоминаниям, меня развернуло на спину и опять мягко надавило, гася инерцию. Со стороны Марса, снизу, если пользоваться моим нынешним положением, вызмеилась ловушка спасательной сети. Раскрытые лепестки нагретого электричеством до упругого состояния пластика прилипли к скафандру, мгновенно затвердели и плавно повлекли к телескопическому удилищу пробозаборника, вытянувшемуся из надвигающегося раскрытого шлюза орбитального управляемого модуля. Атмосферников, если судить по обращённым к планете приёмным устройствам блинк-компараторов и горбу закрытого эллинга с управляемыми зондами.

Штанги беззвучно вложились одна в другую, затягивая через полутораметровую горловину в довольно просторную конусообразную секцию МОУ, ярко освещённую сейчас световыми панелями и используемую атмосферниками для хранения газовых проб и песчаных взвесей. Створки люка сомкнулись и почти тут же из невидимых щелей ударили отчётливые белёсые дымчатые струи; как правило, в подобных отсеках отключены кислород, обогрев и прочие человеческие радости для жизни. Чуть погодя, сквозь шлем начал доноситься шипящий свист, стекло запотело. Затем свист смолк и раздался мелодичный звон — автоматика сигнализировала о подсоединении помещения к системе жизнеобеспечения модуля. Одновременно разжались, точнее, размягчились пластиковые лепестки сети, выпуская скафандр.

Я не удержался и рухнул на колени. Хотя рухнул, конечно, слишком громко сказано в условиях невесомости, скорее осел мешком.

С шелестящим звуком откатилась блок-переборка и до меня донеслось характерное цоканье-шарканье магнитных подошв. Чьи то руки приподняли мне голову, и чьи то пальцы нажали клавишу разгерметизации, отщёлкивая вакуум-присоски. Потом шлем сняли, и яркий свет панелей больно ударил по глазам, больше не защищённых светофильтром. И было холодно.

— Эй! — раздался встревоженный женский голос. — Ты живой?

Я проморгался. Глаза быстро привыкли к свету. Надо мной, согнувшись, стояла женщина в стандартном комбинезоне.

— Можете говорить? — Меня слегка встряхнули за плечи.

Из-под круглого обода горловины скафандра выскользнули капельки крови и разлетелись в стороны тёмно-красными виноградинами.

Надо мной испуганно ойкнули.

Я медленно выпрямился и выдохнул:

— Могу.

Голова кружилась.

Меня подхватили под руку.

— Идти сможете? Или давайте снимем скафандр, и я вас отнесу.

Ещё чего не хватало!

— Да всё в порядке. Не надо меня нести.

Холод струйкой сочился в скафандр, вызывая невольную дрожь.

— Да? Вы бы себя видели! — женщина фыркнула. Точнее, девушка, молодая, лет двадцать восемь, высокая, с пепельными коротко остриженными волосами и большими синими глазами.

Всё, как заказывали.

Хм… что бы ещё попросить?

Я медленно отстегнул заплечный ранец с движком и хранилищем газовой смеси и осторожно двинулся к выходу. Магнитные вставки на подошвах цепко прилегали к ферропластику палубы, и шагать приходилось с определённым усилием. Идти, правда, пришлось недолго: миновав метровый ячеистый штабель пластиковых контейнеров с пробами, я оказался в полукруглой секции с двумя длинными диванчиками вдоль переборок и тремя вращающимися креслами. Два стояли у пульта управления перед обзорным экраном, третье располагалось немного поодаль со стойкой персонального голографического монитора. И ни одной живой души.