Марс. Книга 2 - страница 7
— Комбанва[3], — подняла руку сидевшая посредине симпатичная женщина лет тридцати пяти.
Я вежливо склонил голову.
— … Пауль Иванов…
— Здравствуйте, — сказал сидевший слева от японки молодой парень с русым чубом, этакий первый парень на деревне. На вид, разумеется.
— … и Сергей Хрулёв.
Костистое лицо и сухо поджатые губы. Серьёзный взгляд.
— Добрый вечер.
— Добрый…
Леннарт тронул машину с места.
Мы проехали по площади мимо погруженных в темноту панорамных окон, вывернули на прямой широкий проспект с подсвеченным покрытием. По обеим сторонам тянись невысокие трехэтажные здания — небоскрёбы по местным меркам. У некоторых уютно мигали светопанели на входе, у других наоборот, горели яркими огнями под ритмичную музыку. Местные бары, как я понял. У каждого теснился народ, в основном, мужчины, но были женщины. А вот по самому проспекту, по проложенным вдоль трассы дорожкам, уставленными удобными скамьями, никто не гулял. Наверное, не хотели мёрзнуть: температура снаружи стремительно опускалась.
Даша положила голову мне на плечо и смежила веки. Леннарт удивлённо покосился на неё и улыбнулся. Я вытянул левую руку и обнял девушку, устраивая поудобнее. Донёсшийся сзади неразборчивый шепоток дал понять, что наши действия не остались незамеченными. Даша чуть поёрзала и сказала, не открывая глаз:
— Я всё слышу. — После чего притихла.
Кар миновал последние здания, пару длинных грузовых терминалов, отделённых от коттеджей широкой полосой — будущими лесопосадками, и нырнул в бескрайние поля марпоники, сменив яркий искусственный свет на усыпанное огоньками звёзд небо. Внутри купола было тепло и уютно. Чуть слышный гул двигателя и мерное покачивание машины убаюкивали; хотелось закрыть глаза и последовать примеру Даши, сладко посапывающей на моём плече.
Почему бы и нет?
Но едва я прикрыл глаза, сквозь пластик снаружи пробился громкий шипящий свист.
Я вздрогнул и выпрямился, успев заметить, как по небу скользнула чёрная тень в ореоле бегущих красных огоньков. Потревоженная Даша подняла голову, сонно огляделась и снова закрыла глаза.
— Магнитный выброс, — негромко произнёс Леннарт.
А, вот оно что!
— Я думал, выброс с катапульты происходит бесшумно.
— Должен. Только не происходит.
Откуда-то сверху донёсся сильный хлопок, потом затихающий гул.
— Движки тяги, — прокомментировал Леннарт. — Ещё час, и стыковка с «Марс-3».
Это впечатляло. На Земле такие запуски просчитывают загодя за несколько недель, и на полёт со стыковкой уходит отнюдь не час. И финансовая составляющая намного выше. Но там и катапульты нет.
— Далеко нам? — спросил тихонько, чтобы не растревожить Дашу.
— На шоссе выедем минут через десять, там ещё полчаса и час на спуск. Так что отдыхайте.
Вот и ладно. Я смежил веки и провалился в глубокий сон без сновидений.
Проснулся я от толчков. Не скажу, что сильных, но неприятных. Справа от машины тянулась бесконечная светло-серая стена, исчезающая в темноте и вверху и по сторонам. А слева, с моей стороны распростёрлась колоссальная чаша чёрной пустоты. На её фоне и на фоне бесконечной стены кар казался слабо светящейся мошкой, подбрасываемой жёсткими ударами ветров на серпантине врезанной в стену дороге.
Сердце рушилось куда-то вниз при каждом толчке — так и казалось, что кар вот-вот слетит с дороги и ухнет вглубь бездонной чаши. Насколько я помнил, глубина всех семи тысяч марсианских каньонов искусственно варьировалась от сорока до сорока трёх километров. Почти до астеносферы. Их специально создавали под террамодуляторы, а последние являлись центрами строго рассчитанных квадратов всей марсианской поверхности с подвешенными сверху климатическими погодными преобразователями. Модернизированными, кстати, здесь местными, так сказать, умельцами.
Снизу сквозь ночь проглянули редкие огоньки. По мере того, как машина спускалась ниже, они усиливались, наливаясь яркостью и цветом, и множились: настоящие россыпи света, терявшиеся в темноте стокилометрового каньона. Постепенно огни поравнялись с нами, затем поднялись вверх — мы практически достигли дна. Леннарт завёл двигатель, съезжая со светящейся магнитной полосы серпантина на змеившуюся между красно-серыми валунами дорогу. Тряска сделалась немилосердной.