Маршал Ней - страница 21

«Чем дальше Вы продвигаетесь, тем нужнее поддержка тех, кто удерживает Ваши фланги. Ваши фланги есть предмет нашей главной заботы, особенно левый, с которого Вы не спускаете глаз, что даёт нам возможность направить наши взоры в другую сторону».^>{80} Карно, автор записки, адресованной Моро, может спать спокойно. У победителя Гогенлиндена хорошие помощники, в первую очередь — генерал Ней. Его репутация стала ещё прочнее после столкновения с австрийским бароном Ноем, «старым лисом», по выражению Нея, командовавшим войсками в Ингольштадте. По поводу противостояния Нея и Ноя французские солдаты говорили, что они сражались нос к носу.[29] «Представьте, — рассказывал генерал Ней, — вчера ночью господин барон Ной атаковал мои аванпосты, которые рано утром отступили без каких-либо потерь. Видимо, он хотел напутать нас. Мой реванш был довольно значительным. В этот день нам досталось четыре орудия и шестьсот пленных».^>{81} По возвращении из-под Гогенлиндена Ней оказывается на распутье, ему предстоит принять важное решение. Справа — новый повелитель Франции Бонапарт, к которому уже перешли искушённые военачальники Мюрат и Ланн. Слева — Моро, престиж и влияние которого беспокоят Первого консула.

Бонапарт быстро убеждает Нея и всех офицеров Рейнской армии, что их будущая карьера зависит от решения, принимаемого сейчас, в то же время он стремится уменьшить влияние Моро на тех, кто сражался рядом с ним при Гогенлиндене. Опытный политик, он устанавливает прочную власть над военными, присваивает себе право поощрять и наказывать.

Какой путь выберет генерал Ней? Постепенно, день ото дня он всё больше отдаляется от ближайшего окружения Моро. Он демонстрирует зверскую свирепость, когда речь заходит о Лагори, генерале холодном и сдержанном, от которого можно услышать лишь краткое «да» или сухое «нет» и к которому прислушивается Моро. Оскорблённый несправедливыми обвинениями и жалобами на своего адъютанта Пассенжа, которого пытались впутать в какое-то коррупционное дело, Ней доводит до Лагори, ставшего для него настоящим пугалом, что меры, принятые последним при разбирательстве этого дела, «набили оскомину».^>{82}

Из Тюильри Нею дружески протянули руку. В мае 1801 года обеспокоенный генерал Ней поднимается по лестнице, ведущей в павильон Флоры. Сын бочара из Саарлуи встречается в королевском дворце с Первым консулом. По окончании этой встречи, имевшей серьёзные последствия, Ней запишет: «Приём, оказанный генералом Бонапартом, превзошёл все мои ожидания. До сих пор я не могу прийти в себя. После длительного и очень приятного разговора, он настоял, чтобы после ужина мы вместе присутствовали на спектакле. В гостиницу меня доставил его брат Жозеф Бонапарт».^>{83}

Рыбка попалась в сеть!

Юбки и мундиры сочетаются очень легко. Покидая расположение части, солдат обычно оставляет красотку с разбитым сердцем и влажными глазами. В 1800 году появление баварской женщины на балу, в театре или на прогулке в сопровождении французского офицера стало признаком хорошего тона. Их уязвлённые мужья грозились отстегать изменниц, когда австрийские войска вернутся в Мюнхен.

Среди трофеев генерала Нея, добытых в боевых кампаниях, в течение определённого времени пребывала молоденькая немка с фарфоровыми щеками, всё состояние которой заключалось в её красоте, а все надежды она возлагала на нашего молодого героя сражений. Ней поселил свое прекрасное завоевание в приобретённом им имении Пети Мальгранж, расположенном неподалёку от Нанси. Купить имение он смог благодаря «дару» в 10 000 франков, преподнесённому ему Моро 28 февраля 1801 года. «Поручаю Нею поцеловать от меня его подружку прямо в губы»,^>{84} — пишет Бюке, командир 18-го дивизиона национальной жандармерии из Меца. Младший брат Бюке был адъютантом генерала Нея.

Бюке и Ней, двое молодых вояк, кроме разговоров о военных приключениях любили, если верить их переписке, поговорить об интимных историях: «Скорее всего, я способен нежно любить, — доверительно сообщает Бюке своему верному другу Мишелю, — но я не встретил той, которая бы внушила мне такую любовь. Я ли виноват в этом или встретившиеся женщины? Не могу сказать. Становимся ли мы слишком требовательны <…> или наши представления о настоящей подруге жизни слишком романтичны?»