Маршал Шапошников. Военный советник вождя - страница 9

Что касается интеллекта и психики вождя, то все, кто с ним общался, отмечали его незаурядный ум, великолепную память, обширную эрудицию, чрезвычайную работоспособность, выдержку, волю, внимание и уважение к собеседнику, отсутствие самодовольства и высокомерия. Он бывал вспыльчив или груб в редчайших случаях.

Надо иметь в виду, что ему приходилось беседовать с крупными писателями-интеллектуалами (например, с Роменом Ролланом, Лионом Фейхтвангером), выдающимися учеными, инженерами, полководцами, незаурядными политиками и государственными деятелями. И все они — без исключения! — очень высоко оценивали ум, знания и характер Сталина.

Приходится напоминать об этом, чтобы сделать вывод: Шапошникова спасало от репрессий «покровительство» Сталина. Почему? Конечно же, не только из личной симпатии.

И снова возникает вопрос: неужели Иосиф Виссарионович не мог ни при каких обстоятельствах усомниться в преданности Шапошникова? Для бывшего подпольщика, организатора дерзких революционных акций, участника жестокой внутрипартийной борьбы, профессионального политика такая наивная доверчивость невероятна. Он должен был дать указание спецслужбам основательно проверить материалы об участии Шапошникова в антисоветском (точнее, антисталинском) заговоре. Однако нет никаких свидетельств о том, что такая проверка производилась.

Какой следует вывод?

91

Z1

Наиболее разумно, сопоставив все факты, предположить: Сталин знал, что Борис Михайлович был среди заговорщиков!

Версия на первый взгляд может показаться нелепой. Но только она позволяет свести концы с концами в том узле противоречий, о котором шла речь.

Если на Шапошникова были серьезные веские доносы со стороны нескольких лиц, в том числе агентурных работников, то есть все основания полагать, что такие перекрестные сведения, поступившие из независимых источников, верны. Сталин должен был это понимать. Он вряд ли усомнился в их правдивости, ибо сам определил Шапошникову роль сочувствующего заговорщикам (то же, по-видимому, относится и к Будённому).

Борис Михайлович был «чужой среди своих»; оставался сторонником Сталина и его тайным агентом, сохраняя видимость нейтралитета или даже выказывая сочувствие оппозиционерам.

Неужели он избрал постыдную роль провокатора и предателя?

Нет, и тут все не так просто.

Как профессиональный военный разведчик, он вполне мог вести тайную работу среди крупных военачальников, выясняя, кто из них попытается свергнуть существующую власть. Были, пожалуй, и другие высшие чины, собиравшие сведения такого рода. Можно бы пофантазировать на этот счет, имея в виду тех, кто поднялся в верхний эшелон власти после 1937 года. Но об этом — позже.

Провокаторами их можно называть лишь в том случае, если они активно вербовали заговорщиков, втирались в доверие товарищам, склоняли их к антисоветским взглядам и создавали тайную организацию для того, чтобы затем предать тех, кого сами же в нее вовлекли.

Шапошников подобными делами не занимался. Ему и не надо было проявлять видимость активности. Бывшего царского офицера и крупного военачальника заговорщики должны были сами пытаться завербовать или, во всяком случае, убедиться в его нейтралитете. Его доверительных отношений со Сталиным никто в то время не мог предполагать. Если кто-то и знал об этом, то только Ворошилов. В честности и осторожности Шапошникова все, знавшие его, не сомневались. Поэтому имели основание доверять ему. Ведь заговорщикам требовалось (будем так их называть с некоторой долей условности) убедиться в его нейтралитете — по меньшей мере во время переворота.

Значит, он обманул их доверие? Стал предателем, стукачом?

Тут-то и надо выяснить, кого следует называть предателями. Разве не тех, кто нарушил присягу, решил совершить государ-

22

ственный переворот в личных интересах, обманул доверие партии и правительства?

Учтем: речь идет не о тех, кого чем-то обделили, а о привилегированных номенклатурных работниках, желающих подняться еще выше в своей карьере или опасающихся за устойчивость своего положения. Были, конечно, и принципиальные враги советской власти, противники партии.