Маршрут Эдуарда Райнера - страница 5
В области, лежащей еще дальше к северу от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению.
В лето 6579… Волхв явися в Киеве, прелщен бесом, глаголя, яко землям превращатися Русской на Греческую, а той на Русскую… И реша ему: «Бес тобою играет».
В большом городе, который был столицей этого государства, находилось более 400 церквей, 8 рынков и необычайное скопление народа, который, как и вся эта область, состоит из беглых рабов, стекавшихся сюда отовсюду…
«Почему рабы, как говорит Титмар, бежали именно в Киев? Киев, наверное, основал все-таки Кий, хотя этот отрывок в нашей летописи не датируется, но в армянских хрониках шестого века, кажется, есть что-то о его походе на Царьград…»
Землечерпалка разума все-таки включилась, попыталась черпануть то, что ей надо, но все испортила: топляки затонули, залегли. Он выругал себя, он знал, что нельзя в этот час временного полуоцепенения тревожить серое первобытное течение. Он сидел в своем закутке у окна во двор и смотрел на выцветшие пятна на выгоревшем сукне канцелярского стола. Этот стол раньше был Юрин. Тогда из-под оргстекла на нем всегда смотрела какая-то растрепанная девчонка, любительское фото, не разобрать — красивая или нет, злая или добрая.
В комнате стояла духота перегретого переулка: пыли, кровельного железа и оконной замазки. «Может, это и не девчонка, а женщина…»
Исида изображалась в виде женщины с коровьими рогами.
Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу.
Об обычаях массагетов нужно сказать вот что. Каждый, из них берет в жены одну женщину, но живут они с этими женщинами сообща.
«Где я слышал о таком же обычае? Совсем недавно, позавчера, у Неймана или у кого? О современном обычае».
Землечерпалка-разум опять включилась, разрушались старинные пергаменты, рвались строчки, но не до конца, потому что уже всплыло нечто, что он смог увидеть просто глазами:
Там, в пещере, он нашел некое существо смешанной природы — полудеву-полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у нее была женской, а нижняя — змеиной.
И еще одна женщина всплыла как живая, близко, различимо до блеска золотых нитей вышивки:
На ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, донизу отороченная кружевом. Волосы падали ей на грудь, и они были густые и красивые.
Он словно чувствовал сухой электрический запах этих волос, которые покрывали ему все лицо. У них был привкус морской соли и солнца. Он закрыл глаза и стал слушать.
— Есть у меня для тебя работа, — сказала она и дала ему в руки оружие. — Поезжай-ка на Раудаскридур, там ты встретишь Сварта.
— Что я должен с ним делать? — спросил он.
— Ты еще спрашиваешь, — сказала она, — злодей ты этакий! Ты должен убить его.
«Это может случиться и сейчас, ничего удивительного, это может случиться со мной…»
Гудрун велела поднять доски, которые покрывали пол церкви там, где она привыкла стоять на коленях во время молитвы. Она велела разрыть там землю. Там были найдены кости, они были черные и страшные. Там нашли также нагрудное украшение и большой колдовской жезл. Из этого заключили, что там была погребена какая-то колдунья.
Аще жена будеть чародеиница, или наузница, или Волхова, или зеленница… муж, доличив, казнить ю…
«Может быть, историю делали не только злые, но и добрые?»
Эта мысль показалась постыдно ребяческой рядом с монолитом «Политэкономии», который равнодушно обтекала серая река. Монолит торчал, как гранитный бык разрушенного моста. Теперь осталось только солнце на раскаленном подоконнике, и все мысли — свои и чужие — расплавились.
В лето 6738… в Киеве всем зрящим бысть солнце месяцем, и яви-шася обапол его столпи червлены, и зелены, и сини; таже сниде огнь с небесе, аки облак велик над ручаи Лыбеди, а людям отчаявшимся живота и прощающимся, мняще кончину.
В лето 7041. Того же лета засуха была добре велика, и дымове были велики добре, земли горела.
Прошло еще две недели, но зной не спадал, мазутный смог висел неподвижным куполом, сквозь который светило пыльное злое солнце. Все кто мог сбежали, разъехались, а Дима остался. В зашторенной комнатушке за ширмой часами бубнила мать, укоризненно кивала невидимому собеседнику, а он пытался читать, не выдерживал, выскакивал, брел по мягкому асфальту к остановке троллейбуса. В Публичной библиотеке можно было взять «Русский архив», летописные своды или какую-нибудь «Хронику Титмара, епископа Мерзебургского».