Неожиданно она наступила на что-то; послышался предательский хруст. Посмотрев под ноги, Наталья увидела, что это была человеческая кость, обглоданная дочиста. Задержав дыхание, она словно окаменела, боясь издать хоть какой-нибудь звук. Когда стало ясно, что угроза счастливо миновала, Наталья, тщательно ощупывая пол перед тем, как на него ступить, пошла дальше. Не успела она сделать и пяти шагов, как её цепко схватили за ногу. Наталья закричала, пытаясь отбиваться, но всё новые и новые руки хватали её. Первый укус, который пришёлся в область правого запястья, принудил её закричать ещё громче, хотя это не остановило 'активиров'. Уже осознавая, что её пытаются не просто заразить, а съесть заживо, она почувствовала боль в суставах выламываемых рук. Боль, не сравнимая ни с чем из того, что она когда-либо чувствовала раньше, не проходила, пока Наталья, не перестававшая визжать, не почувствовала, как чьи-то зубы кусают её за лицо. Вскоре она затихла, лишь изредка издавая какие-то нечленораздельные звуки, пока сознание, наконец, не покинуло её.
Андрей всё бежал и бежал; вскоре он понял, что рядом уже никого нет. Геворкян, оказавшийся на пути 'активиров', теперь наверняка один из них, если не хуже. Машу настигли ещё два или, может, три поворота назад. Остался только он. Позади, а может, и откуда-то сверху, послышался топот многочисленных ног. Подумав мгновение, он запустил руку в карман и извлёк оттуда шприц с надписью: 'Принимать только как крайнее средство'. Иезуитское коварство, скрывающееся за этой фразой, потрясло его. Неожиданно в памяти всплыли слова, сказанные Служителем в Росстове: '...пока остаётся хоть один живой человек!'.
Теперь всё было понятно. Андрей печально улыбнулся, слыша, как шаги преследователей приближаются отовсюду. 'Активиры' вот-вот настигнут его. Решившись, он закатал рукав и, сняв с иглы колпачок, вонзил её в руку, полагая, что содержимое шприца сработает и при внутримышечной инъекции. Поморщившись от боли, он замер, с любопытством вслушиваясь в топот, который был уже почти рядом. Но вот они приблизились к нему, они, такие же люди, как он, его огромная семья...
Поняв, что его не тронут, Андрей захотел кричать от радости. Его крик, шедший из глубины души, был всё громче; почувствовав отвращение ко всему человечеству, к созданным им машинам, он бросил шприц на пол и принялся ожесточённо топтать ногами. Его новое племя приветствовало его всеобщим кличем, столь же диким и безумным.