«Мартен» - страница 17

стр.

А напротив окна, над непокрытым столом, сколоченным из широких досок, повисла маленькая радуга. Алексей невольно посмотрел в окно, словно это сияющее чудо могло спуститься с верхушек смолистых сосен. Он шагнул к столу. Чудо продолжалось — радугу можно было взять в руки.

Она лежала на ладонях, и сквозь нее просвечивали пальцы. Цвета играли нежными тонами, и столько было их, что и не сосчитать, пожалуй, и ни в одном не было границы — так незаметно переходили оттенки один в другой. Один конец радуги был гуще, насыщеннее, склонялся книзу многоцветной струей, другой прозрачен до легкости, парил и таял в воздухе. А повыше, отделенная твердой хрустальной чистотой, будто отраженная в горном озере, висела вторая радуга, чуть больше и чуть бледнее первой, тонов и вовсе сказочно нежных.

Всматривался Алексей в радугу самоцветов, и казалось ему, что узнает он ярко-красные, цвета вечерней зари, предвещающей ветер, и розовые, как цветущий на солнце кипрей, сибириты, и печально-фиолетовые аметисты, и нежно-голубые, как первая радость, как лен поутру, лазуриты, и винно-желтые топазы, и едва окрашенный горный хрусталь.

— Не успел… — словно издали донесся до него голос мастера. — С молодости каменья к ней подбирал. Хотел так каменную красу показать, чтоб не было самоцвета, которому бы места тут не нашлось. А вот не успел — третий ободок только начал…

— Да она и так… Зачем третий-то? — не выдержал Алексей, осторожно ставя радугу на стол.

Старик прикоснулся к ней ласковым взглядом, устало прикрыл глаза.

Алексей услышал слабый голос:

— После вечернего дождя… коли воздух чистый… она ведь тройная… Ты уж обещай, Алеха. Сделай, как мне виделось.

— Да разве я смогу?.. — едва выговорил Алексей.

— Если с чистой душой — то сможешь. Не спеши только. Тут на всю жизнь хватит… Что скажешь-то?

Передохнул Алексей и проговорил:

— Обещаю, Илья Федорович…

— Вот и ладно, — успокоенно произнес старик. — Вот и ладно…

Анна Назаровна укутала радугу ватой, обернула тряпицей, положила в коробочку, протянула коробочку Алексею.

Алексей замотал головой, отступил. Анна Назаровна взглянула укоризненно. Подошла и вложила коробку Алексею в руки. И в плечо легонько подтолкнула к двери.

В ту ночь не мог Алексей заснуть. Обдумывал стариковы слова:

— На всю жизнь хватит…

На одну поделку — всю жизнь?..

Да так ли это? Не ошибся ли Алексей? Не ослышался ли? То ли сказал старый мастер?

Спрашивал так и тут же, без всякого перехода, думал, что на такую работу и жизни не хватит. И зачем он, ничего не умеющий, обещание дал? А как было не дать?..

И что теперь делать, когда не стало в нем никакой уверенности, когда боится он даже взглянуть на стариково мастерство, чтобы вовсе в себе не усомниться?

Скорей бы уж утро, чтобы пойти и сказать все, чтобы не одному с самим собой быть, чтобы еще хоть какой малости научиться…

Утром пришел Алексей в комнату старика. Остановился у порога и поздоровался.

Старик не ответил.

Спокойно и прямо лежал он, старательно сложив на груди руки.

Александр Павлов

СТИХОТВОРЕНИЕ

В век электричества и газа
Мы в дружбе
                    с лунной высотой.
Крыло булатного Пегаса
Уже не видится мечтой…
Теперь у нас другие были.
Дороги, полные машин,
Коней давным-давно забыли
И слышен только шепот шин.
Но пусть судьба и освистала
Коней продуманный полет,
Как символ нашего металла,
Конек бушуевский живет!
И входит он,
                   как плоть от плоти,
Стальным дыханием земли
В сверхзвуковые самолеты,
В космические корабли.
И в многотрубном настоящем,
И в светлом будущем нужны
Такие же, как он —
                              летящий —
Стальные чудо-скакуны.

Василий Шкерин

РАССКАЗЫ

I. СЕМЕН ЛУКИЧ

Пока солнце продиралось сквозь сосновые космы Косотура, мы с Лукичом успели изрядно порыбалить.

Сидя на корме, Семен Лукич без устали орудовал удочками, поворачиваясь то направо, то налево, слегка раскачивая лодку, сопя и пришептывая что-то себе под нос. Старенькая войлочная шляпа съехала ему на глаза, прикрыв кустистые брови, рукава куртки намокли до самых локтей.

Будучи впервые с Лукичом на рыбалке, я не узнавал его. Человек степенный и рассудительный, уважающий себя и ревнивый к людской молве, здесь, в лодке, он преобразился, будто скинул с плеч лет полсотни, и вот, словно мальчишка, удравший из дома, готов нырнуть в воду за сорвавшимся с крючка мальком. Он весь подбирался и настораживался, придерживая дыхание, когда поплавок начинал метаться, с детской непосредственностью старался перехитрить немудрящую рыбешку, подсекал и горестно ахал, если крючок оказывался пустым.