«Мартен» - страница 22
Через два дня в палату, где лежал Тимоха, пришла та самая девушка. Постояла у двери, потом подошла, села на стул и уставилась на Тимоху долгим вопросительным взглядом. Словно хотела узнать все сразу: кто он, откуда, почему под трамвай бросился он, именно он, а не кто-то другой… Но не спрашивала, а только смотрела. Тимоха тоже смотрел на ее простенькое лицо и неожиданно подумал: не забреди он в тот переулок, разве знал бы, что есть на свете и вот этот человек. Могли бы прожить всю жизнь и ни разу не встретиться…
— Я Лена Вожаева, — сказала наконец девушка. — Учусь в педагогическом, четвертый курс иняза. А вы — Тимофей Кондашин?
— Не вы, а ты, — поправил Тимоха. — Мы теперь вроде родственников стали.
— Ладно, пусть будет так, — согласилась она. — Вам очень больно?
Тимоха хотел засмеяться и сказать, что на такие царапины никогда не обращал внимания. Но смех не получился.
— Больно, — признался он. — Но врачи говорят, что страшного ничего нет, только головой стукнулся. Через неделю выпишут.
— Я эти два дня просто не нахожу себе места. Как преступница, — опять заговорила она, отделяя паузами слова.
— Это так, — согласился Тимоха. — А твой кавалер хорош!
— Что? — не поняла она.
— Да ничего.
— Зря вы так! — загорячилась Лена. — Он музыкант, очень хороший музыкант. Его руки как произведение искусства. Он не видел… Понимаете, не видел, что я упала.
Тимохе стало смешно. Он тут же посмотрел на свои руки: пальцы короткие, толстые, ногти сбиты, на ладонях буграми старые мозоли…
— Каждому человеку, — назидательно заметил он, — раз в год или раз в жизни надо делать что-то необычное. Даже музыкальными руками. Тогда есть смысл. Ты понимаешь меня, Лена Вожаева?
— Вы странный, — остановила его Лена. — Странный… Трудно понимаете других. Это несправедливо.
Она всхлипнула.
— Здрасте! — удивился Тимоха. — Я ж просто так сказал, для разговора. Мне-то какое дело до твоего парня?
— Можете говорить и думать что угодно. Это ваше право.
«Ну и пусть, — решил Тимоха, когда Лена ушла. — Я вам ни сват, ни брат, обижаться на меня нет никакого смысла».
Но вскоре он уже думал, что Лена в какой-то мере права: за свой поступок он потребовал награды — исключительного права судить и осуждать. Вот она и обиделась. А между прочим…
Между прочим, подумал Тимоха, наши отношения должны быть особенные. Они скреплены пролитой кровью. Он еще раз повторил это «пролитой кровью» и чертыхнулся: какая дрянь в голову лезет!
Боль накатывается волнами. С час было хорошо, а теперь будто горячую железяку приложили к боку. Тимоха скрипел зубами и тоскливо смотрел на белый потолок. Нет, это не потолок, это снег белый. Ну, конечно, снег… А Тимоха ползет по этому снегу…
Пришла сестра, поставила укол, и он затих. Боль слабела. Он скрестил на груди руки и неотрывно смотрел, как медленно-медленно перемещается по стене солнечное пятно. Но скоро и это занятие надоело. Тогда Тимоха стал вспоминать самые интересные случаи из своей двадцатишестилетней жизни. Вроде сочинять биографию. Я, Кондашин Тимофей Петрович, родился в одна тысяча девятьсот…
Случаев вспомнилось несколько.
Первый случай. Это когда он ехал с одним дружком на самый север Урала…
Второй случай. Это когда он работал мотористом на буровой в Тюменской области…
Третий случай. Это когда он плавал в Карском море и однажды пароход был раздавлен льдами…
Четвертый случай. Это когда он в прошлом году ехал отдыхать в Крым, познакомился в поезде с веселой компанией и на подъезде к Крыму остался без кошелька и чемодана…
Пятый случай. Это когда опять работал на буровой. Во время аварии полез в самое пекло, и после начальник партии сказал ему: «Ты не обижайся, Тимоха, но так везет только дуракам».
Шестой случай. Это когда мать слезно умоляла его вернуться домой, поскольку одной ей совсем невмоготу. Недели две он промаялся на хуторе и подался в город, на завод. Мать согласилась, строя свой расчет: женится, получит квартиру, ее заберет с хутора нянчить внуков…
Седьмой случай… Интересно бы, думает Тимоха, глянуть сейчас на того парня. Я бы сказал пару ласковых!
Что бы он сказал — этого Тимоха пока не знает…