MASH - страница 68

— Какая? — сказал Генри.

— Оставь все деньги себе, а насотправь домой.

— Ха, не выйдет, — ответил Генри.

— Но почему же, тренер? — завозмущался Дюк. — Если учесть то время, что мы с Ястребом проторчали в Корее до того как нас послали сюда, получается, что мы тут уже дольше всех. Ну, кроме тебя.

— Точно, — сказал Ястреб. — И это несправедливо.

— Простите, — сказал Ловец Джон, поднимаясь, — я уже слышал эту песню и с меня хватит.

— Подожди, я с тобой, — сказал Копьеносец. — Боюсь, тоже не вынесу мученического взгляда.

— Нытики! — крикнул им вслед Дюк. — И только потому, что мы эт-та, смоемся отсюда раньше вас!

— Серьезно, Генри, — сказал Ястреб, — мы с Дюком в мартовском списке на увольнение. Осталось всего-то чуть больше трех месяцев. Пока мы сидим на этом краю света, на наших глазах сменилась целая вереница наших сверстников. Приезжают и уезжают. Новички или по второму разу, шарлатаны, недоучки или свихнувшиеся безумцы, неважно кем бы они ни были, но их всех перевели заканчивать службу в Штатах месяца за три-четыре до увольнения.

— Всё правильно, — сказал Генри.

— Но почему? — изумился Дюк.

— А знаю почему, — сказал Ястреб. — Потому что армия всегда сводит счеты!

— В каком смысле? — спросил Генри.

— В смысле, — пояснил Ястреб, — что Дюк и я — это двое из трех самых больших здешних придурков. Или из четырех, если считать Хитреца Роджера.

— Его я считать не буду, — сказал Генри. — Я даже думать о нем боюсь, а если этот сукин сын снова объявится здесь, — я пристрелю его на месте!

— Да все равно, — сказал Ястреб, — сам подумай. Мы так отличились в раздолбайстве, что теперь армия, блюститель демократии и символ справедливости, собирается с нами расквитаться.

— Нет, — возразил Генри. — Ты не прав. Вы не поверите, но это — не наказание.

— Тогда что же это? — спросил Дюк. — Очень смахивает на наказание.

— Как бы иронично это не звучало, — сказал Генри, — но это оттого, что вы двое, как и Ловец Джон, приехали сюда с подготовкой и опытом куда выше среднего. Вы отлично делали свое дело в тяжелые времена, и теперь мы не можем позволить себе разбрасываться такими кадрами. Если вас сейчас отправить домой, вы никому не принесете пользы, кроме своих жен, конечно. Так что мы вас тут продержим до истечения срока службы.

— Да разве ж это, черт возьми, справедливо? — сказал Дюк.

— Короче говоря, — подытожил Ястреб, — мы накосячили не там, где надо. Если б мы делали тоже самое в рабочее время и с усердием даже ниже практиканта в колледже, мы бы уже вернулись в какой-нибудь штатовский госпиталь, жили бы с женами и вели бы себя как офицеры и джентльмены? Так что ли?

— Ага, — согласился Генри, широко улыбаясь.

— Не выношу армейские госпитали в Штатах, — сказал Дюк. — Слишком много придурков.

Следующим утром парочка появилась перед палаткой полковника Блэйка. Когда полковник вышел в ответ на их зов, они заявили, что Копьеносец устроил их за 25000 долларов в «Филадельфийские Орлы», и что они немедленно отбывают в Город Братской Любви. С этим они укатили на джипе, и от них не было ни слуху ни духу в течение трех дней. Но полковник Блэйк был уверен, что оставшиеся два обитателя Болота были в курсе, где околачиваются их друзья, и смогут вернуть их в течение пары часов, если вдруг появится намек на тяжелую работу.

Через четыре дня после возвращения парочка, чью предыдущую эскападу Генри проигнорировал, снова возникла возле палатки полковника. И снова он вышел им навстречу.

— И куда вас черти понесут на этот раз? — поинтересовался он.

— В Париж, — ответил Ястреб.

— Ага, — добавил Дюк.

— Очень интересно, — сказал Генри. — Зачем?

— Надо подлечить Дюка, — объяснил Ястреб. — Это экстренный случай. Третий день подряд он так мил и любезен со мной, Ловцом и Копьеносцем, что у нас возникло подозрение, что он меняет окрас.

— Ну, — сказал полковник Блэйк, — конечно это крайне тяжелый случай, и мы не можем допустить здесь такие вещи. А почему бы вам просто не отвезти его в Сеул? Это куда ближе.

— Но полковник, — ответил Ястреб, — ты должно быть шутишь. Всего два дня назад ты сам читал рядовым лекцию о том, что в Сеул ездить нельзя, потому что там свирепствует гонорея. А что относится к рядовым, то естественно относится и к офицерам, и мы не хотели бы подавать дурной пример. Мы слыхали, что в Париже не так много заразы, вот потому мы туда и отправляемся.