Машина - страница 46

— Митинга не будет! Все ясно и так! Десять минут на сборы — и домой!

Никто не пошевелился — не верилось, что праздник кончился. И Фросин, чувствуя спиной пронзительный директорский взгляд, крикнул:

— От имени руководства — всем по два отгула! Сейчас приедете на завод, напишете заявления, отдадите мастерам — и гуляйте до пятницы. Ясно? Тогда выполняйте! Он с улыбкой проводил взглядом кинувшуюся с веселыми  выкриками  к автобусам ораву и с преувеличенно виноватым видом повернулся к директору.

— Ох и достукаешься ты, Фросин! — покачал тот головой. Фросин только развел  руками.— Психолог, так тебя и так!

Тут он спохватился, что рядом стоит «экипаж» Машины и прикрикнул:

— А вы чего стоите? Была команда — на завод? Марш-марш! — И  остановил  Фросина: — Поедешь  с  нами,  Виктор  Афанасьевич. Ты уж, Василий Фомич, проследи там за народом, чтобы все в порядке было.

Фомич кивнул и грузно пошел-побежал  к автобусам. Фросин посмотрел ему вслед и без всякой связи с окружающим  подумал: «Как  вернусь,  надо  сразу домой  позвонить. Алия уже должна вернуться». На лицо его, как всегда, когда он думал об  Алии,  пробилась счастливая улыбка  (блаженная — назвал эту улыбку однажды  Фомич).  Фросин  не  поворачивался  к  остальным еще некоторое время, потому что эта улыбка была только его. Его И ее...

Укатили автобусы. Взревела и уползла, набрав скорость, как только вышла на шоссе, Машина. Все уже собрались к УАЗику, как вдруг Гусев, показав рукой, по-детски восторженно воскликнул:

— Смотрите — родник!

Там, где только что Машина пробила упревшую бурую корку прошлогодней травы и палой листы, из глубины, снизу, выбивалась на поверхность и растекалась, отсвечивая синевой безоблачного неба, кристальная ледяная вода.

Пришла осень. Незаметно, поверху, по макушкам деревьев в парках и скверах просочилась в бетонные городские заросли. Неожиданно увиделось, что она обосновалась давно, прочно и надолго — до зимы.

Не глубина неба, льдистая где-то там, далеко вверху, не летящие по ветру прозрачные паутинки — лес выдавал присутствие осени, ее спокойное и чуть печальное дыхание. Листья вяли на деревьях. Они цеплялись за ветви, продлевали свое сезонное существование, желтели и багровели. Это было красиво — деревья пламенели, подожженные прохладными осенними рассветами. Красота их была непрочной, до первого ветерка, с которым она ссыпалась вниз, картонно шурша пересохшими, покоробленными своими одеждами.

Алия набрала в лесу целую охапку веток, уже не живых, но еще и не мертвых. Фросин смеялся и предрекал, что она их не довезет. Алия довезла и теперь, высыпав их на тахту, в плаще и босиком — снять плащ и сунуть ноги в тапочки ей, конечно, было некогда — перебирала их и объясняла, что если их немедленно прогладить горячим утюгом, то они, во-первых, расправятся, а во-вторых — простоят так чуть не всю зиму.

Фросин знал, что от электрического утюжного жара листья обесцветятся, но не возражал.

Солнце садилось или уже село — из-за домов виднелась только узкая раскаленно-прозрачная полоска неба над горизонтом. Самого горизонта видно не было. В комнате клубились теплые сумерки. По ногам ползла домашняя воскресная усталость. Приглушенно тинькнул звонок. Фросин прошел к двери, молча открыл. Через порог, впустив за собой желтоватый лестничный электросвет и обрубив его щелчком прикрытой двери, перешагнула Рита. Свет остался в прихожей, более чистый, чем на лестнице - Фросин щелкнул выключателем.

Рита улыбнулась Фросину и проплыла в комнату. У них с Алькой тут же завязался разговор, и Фросин удалился на кухню — покурить в форточку и поприслушиваться к невнятному гулу голосов — со смехом, переспрашиваниями и понижением до шепота.

Сергей Шубин, муж Риты, укатил в Якутию или еще в какую-то Тюмень и увез с собой в муках рожденную заводом первую партию машин. Уже не одну, а целую партию — три одинаковые, похожие, как сестры-близняшки.

Но это только профану они могли показаться схожими. Фросин-то знал, что они — каждая сама по себе, со своим характером, норовом и капризами. Да что знал — он по голосу отличил бы их одну от другой, пройди они за три квартала отсюда и донеси до него сквозь хрупкий осенний воздух бархатистый рокот моторов.