Машина - страница 9

Поэтому Сергей и спросил Фросина, почти наверно зная, что тот насупится:

— Ну, ладно, здесь ты своего добился. Разрешили вам доработку машины, позволили  отступать от документации. А заводская-то верхушка на это с какого боку смотреть будет?

Против ожидания, Фросин улыбнулся:

— Хочешь, открою секрет? Только строго между нами? В главке поторопились.— денежки выделили. А наше начальство тоже не лыком шито — «освоили» их, цех открыли. По правилам-то опытные образцы надо на существующих производственных мощностях делать. А теперь — что ж! Цех есть, давай заказ. Я снизу буду давить, а директор, хоть со скрипом, пойдет навстречу. Если министерство разрешит ускорить работы, то затея с организацией цеха будет выглядеть как его, директора, дальновидная политика. Если же нет — вина опять-таки его, директора. Торопливость, неумение распределить средства... Сергей понимающе кивнул. Он хорошо знал, что никакой начальник, особенно высокого ранга, не любит выглядеть дураком. Похоже, что Фросин хорошо изучил раскладку сил, а тогда его настырность вовсе не чудачество, как ее расценил кое-кто в институте, а лишь основа для большой работы, которую Фросин предвидел в самом ближайшем будущем. И Сергей спросил:

— А ты не боишься?

Тот пожал плечами:

— Конечно, если не спешить, то все проще. Прокукарекал, а там хоть не рассветай... Без синяков и шишек наверняка не обойтись. Но должны вытянуть — и с москвичами в контакте будем работать, да и свои инженеры, в конце  концов,  есть.  Триста гавриков — конструкторов — за что-то же кормим! Такие же дипломы у них, как и у этих,— он ткнул большим пальцем через плечо в сторону института.— Да и завод, как-никак, свой, а дома и стены помогают... Но риск, конечно, есть...

— Не зря ваш главный помалкивал...

— Главный,— Фросин так и выговорил, с большой буквы,— Главный четко знает, что почем. Он диплома-ат, наш Главный...

Фросин махнул рукой и умолк. Сергей больше ничего уточнять не стал. Разговор сам собой переключился на другое и вскоре увял.

У гостиницы Фросин распрощался с Шубиным. Он быстро собрался и вышел, задержавшись на мгновение в дверях и окинув взглядом номер. «Надо бы посидеть перед дорогой»,— мелькнула мысль. Он усмехнулся, выключил свет и запер дверь.

На Казанский вокзал он приехал не спеша. Поднимаясь на бесконечном эскалаторе станции «Комсомольская», он глянул на часы. До отправления электрички оставалось десять минут. Так же не спеша он купил билет, затем вышел на перрон и, не торопясь, поднялся в вагон. Через минуту поезд тронулся. Только теперь он почувствовал, что здорово устал за этот суматошный день.

В Быково оказалось заметно холоднее, чем в Москве. Он шагал от станции вдоль редкой цепочки фонарей. Прохожих было мало. Разноцветьем штор уютно теплились окна домов. На снег ложился их мягкий, вяловатый отблеск. Вокруг дремала сероватая, как этот электрический полусвет, тишина. Только впереди, у аэровокзала, репродукторы объявляли что-то насморочным голосом. За расстоянием не разобрать было — что. Как всегда в дороге, стало немного тревожно и захотелось поскорее добраться до места. Фросин вздохнул и ускорил шаг.

Кресло под Фросиным оказалось продавленным. Пол самолета дрожал мелкой дрожью. На одной ноте уныло зудели двигатели. Далеко впереди, на переборке, тускло светились — по-русски и по-английски — надписи: «Не курить! Пристегнуть ремни!» Фросин попытался пристроиться поудобнее. Сидеть было неловко. Прощупывался трубчатый каркас кресла, колени задевали спинку переднего сиденья. Кое-как он разместился и прикрыл глаза.

Он сразу понял, что не удастся задремать, как дремало, неудобно откинув головы, большинство пассажиров. Чтобы отвлечься, он начал вспоминать, что же не успел сделать за время командировки. Но вспомнилось другое, совсем недавнее, получасовой давности — телефон-автомат в аэропорту, длинные спокойные гудки. Она сама сняла трубку. Когда раздался щелчок, и монета с лязгом провалилась в нутро телефона, он вдруг с запоздалым испугом подумал, что трубку может взять тот, другой, ее муж... Но в трубке послышалось: «Алло!» — и он почувствовал облегчение и опустошенность, и молчал, слушая гудение тока, продирающегося сквозь путаницу телефонных кабелей.