Машина снов - страница 41

Марко поднял ставню и тихо перекатился внутрь, в прохладный и чистый сумрак. Содержатель гостиницы, пожилой и почтенный человек, по виду катаец, прятал руки в рукавах халата, ёжась как от холода. Сквозь маску всегдашнего конфуцианского покоя по его лицу пробегала нервная дрожь, губы слегка дёргались, кожа посерела. Дорогая шёлковая шапочка, намокшая от пота, сбилась набекрень, придавая его деланно высокомерному лицу – как долго он тренировал эту мину! – смешной вид.

– Они здесь, господин, наверху, – быстро зашептал он прямо в лицо Марку. Тот кивнул и, стараясь не звякнуть, передал хозяину свёрток с золотом и деревянную пайцзу на беспошлинную покупку домов соседнего квартала.

– Если когда-нибудь вспомнишь моё лицо, заберу твои глаза навсегда, – бессознательно подражая Хубилаю, шепнул Марко, про-водя навершием ножен по векам старика.

– Что вы! Что вы! – механически закланялся явно испуганный хозяин, норовя заглянуть в глаза Марку. – Как можно, благодетель! Вы так меня осчастливили, ваши деньги пойдут на благое дело, знаете, у меня столько внуков, им всем…

Марко беззвучно приложил ладонь к его губам, прерывая частокол шуршащей старческой болтовни, и вынул меч. Старикан был непрост, он знал цену вещам. Увидев меч, он беззастенчиво вылупился на гравированное лезвие, тронутое легкой патиной у основания, на волнистый рисунок стали у края режущей кромки, напоми-навший годовые кольца деревьев или узор яшмы, на зубастую гарду, всю в щербинах и выбоинах, оставленных безымянными братьями этого великого меча, на глубокий сток, искусно покрытый изнутри древними письменами… и, движимый безотчётным порывом, попытался коснуться его рукой, но тут же отшатнулся, его лицо приобрело характерное для катайца слащаво-приторное выражение, которое Марку так не нравилось, потом эта маска опала, и сквозь неё проявилось настоящее лицо пожившего, усталого и мудрого человека.

– Это… – глаза старика блеснули и погасли, подчиняясь вековой привычке бесстрастности. – Это действительно он?

Марко посмотрел на меч – подарок Хубилая. Он не помнил ни витиеватого названия меча, которое придворные упорно называли «именем», ни трудное имя мастера, выковавшего этот славный клинок два столетия назад, ни обстоятельства, при которых тот мастер им что-то рубил или резал, кого-то спасал или что-то кому-то доказал… Марко взмахнул шикнувшим как раскалённая сталь, опускаемая в воду, лезвием. Слабый зеленоватый блик метнулся по затенённым стенам. Марку виделся лишь добротный инструмент, отличная и наверняка дорогая вещь, подарок повелителя Суши, что, безусловно, умножало стоимость клинка.

Старик чуть сморщился, глядя на взмах, совсем чуть-чуть, но эта малость торкнула Марка, вздыбив в душе молодого венецианца маленький вихрь неприязни к катайским мудрёностям, их извечной изменчивости, притворству, дешёвому актёрству и высокомерию.

– Да. Это он, – ответил Марко, со слегка излишней нотой совершенно мальчикового задора, словно подчёркивая, что и он, длинноносый варвар, может владеть таким мечом.

– Вы позволите, мой господин? – осторожно спросил хозяин гостиницы, теперь даже и не пытаясь казаться бесстрастным.

Марко легкомысленно протянул меч, чуть подбросив его на ладо-нях. Старик принял клинок, как берут на руки долгожданного и позднего сына, благоговейно шепча что-то и чуть взвешивая лезвие в ладонях. Внезапно он вскинулся, упал, взвился, как жалящая оса. Вихрь, поднятый им, опрокинул Марка на стул, отбросив с лица венецианца длинные волосы, выбившиеся из татарской косицы. В комнате стало тяжело двинуться, мириады сверкающих кругов разрезали сумрак, пронизывая тесное пространство комнаты неестественной силой, которую не могло выдержать столь малое количество пустоты, ставня хлопнула, затрещав… Старик застыл, распластавшись по полу в немыслимом приседе. Меч тихо звенел в немоте опустевшей комнатушки, столбы пыли опадали звёздными вихрями. Старик не был быстр. Он был молниеносен. Казалось, он двигался вне времени, как сильный крик, разметавшийся по ущельям. Он медленно поднялся, с показным почтением протягивая Марку меч, но потом вдруг повернулся и резко вбросил его в лежащие поодаль ножны, послав сквозь комнату зеленоватым лучом, прямо в исчезающе-узкое устье, оправленное жёлтым металлом. Меч пролетел несколько саженей и вошёл в устье ножен как пчела, вернувшаяся в леток. Секунду, нет, долю секунды, всего мгновение на лице старика играла счастливая гордость, потом его плечи опали, спина привычно сгорбилась, брови поползли вверх в уныло-вялой маске старческого маразма, и он снова стал тем, кем хотел казаться: престарелым содержателем гостиницы возле столичного рынка, только что получившим изрядную мзду.