Маска красной смерти - страница 41

Но я не могу остановиться. Размещая дневник на полу, я открываю второй ящик, наполненный квитанциями и документами. Если там есть сообщения, я их найду. Я стою на коленях, шелестя бумагами, когда возвращается отец. Он входит в лабораторию беззвучно, кладет бумаги на стол, прежде чем поднимает взгляд и видит меня. Я слежу за эмоциями, блуждающими по его лицу. Шок. Злость. Чувство предательства. И что-то, что я не могу разобрать. Чувство вины?

— Аравия? — его голос почти нормальный. Но он знает, что я искала не его. Он не говорит ничего кроме этого достаточно долго. Возможно, не может.

— Твой друг скоро будет здесь. Я видел его в лобби.

Мой друг? Я понимаю, что уже почти полдень, и Элиот идет, чтобы забрать меня во дворец принца.

— Отец, — он не встречается со мной глазами.

Время останавливается на несколько секунд, пока отец собирает разбросанные вещи, не глядя на них, и укладывает их обратно.

Элиот стучит то ли заносчиво, то ли сердито, а может и все вместе. Отец поворачивается ко мне спиной, и я, наконец, встаю, задвигая открытый мной ящик. Дневник лежит на полу. Я могла бы отдать его отцу. Но вместо этого я подбираю его и прячу темную кожаную книжицу в складках своей темной юбки.

Элиот входит в апартаменты без цветов. Когда я выхожу в фойе из отцовской лаборатории, он играет с серебряной ручкой своей трости.

— Мне нужно переодеться, — говорю я, сбегая в свою комнату.

Мать следует за мной. Она ждет, что я заговорю, но когда я просматриваю наряды в своем шкафу, неприязненно глядит на мое разорванное платье.

Я выбираю красный корсет.

— Это не годится, — говорит мама. — Принц ненавидит красный. Позволь мне что-нибудь тебе одолжить, — она торопится в ее комнату и возвращается с темно-фиолетовым платьем. — Оно будет незабываемо.

Я не хочу его брать, но не уверена, что хоть что-то из моего гардероба подходит случаю.

— Принц ненавидит хвастливость новой моды, — говорит она. Мама теребит мои волосы, убирая их с лица умелыми, живыми пальцами. Когда они оказываются, скреплены жемчужной заколкой, фиолетовые пряди почти не видны.

— Ты можешь сделать это для твоего отца, — мягко говорит она. — Когда вернешься. Аравия, — продолжает она, — я всегда хотела тебе сказать... — она кладет руки на мои плечи и разворачивает к себе. Взгляд на ее лице прямой, сильный. Но там нет признания, которого я от нее хочу. Не сегодня.

Дергаюсь назад. Она так нервничает, что этот жест останавливает готовое сорваться с губ признание. Я быстро пакую сумку и кладу в нее украденный дневник отца.

Элиот и отец стоят вместе в некомфортной тишине. Тяжелые шаги, приближающиеся и снова удаляющиеся, напоминают всем присутствующим, что в фойе полно стражи. Элиот постукивает тростью по плиточному полу, кажется, наслаждаясь издаваемым звуком.

Мама входит в дверь позади меня, звук ее длинного платья, волочащегося по полу, напоминает мне времена до чумы, мир шелестящих юбок. Мир без масок.

— Будьте осторожны, — говорит отец. Элиот встречается с отцом глазами, и тень понимания пробегает между ними. Меня ранит, что отец смотрит на Элиота, а не на меня.

Моя книга стихов лежит на столе, забытая. Я поднимаю ее, записка Элиота с просьбой встретиться с ним в саду, падает на пол.

Мама пытается ее поднять, но Элиот шагает вперед. Его нога наступает на листок, когда он встает перед моей матерью, доставая маленькую коробочку из кармана.

Он открывает ее и показывает маме.

— Как вы думаете, ей понравится? — спрашивал он.

— Нет.

Она понимает, как ужасно это звучит и прикрывает рот ладонью.

— Просто Аравию не заботят такие вещи как бриллианты, — говорит мама. — Другой девушке бы понравилось.

Элиот коротко смеется. Его неуместный смех — мое любимое качество в нем. Он приседает и поднимает кусочек бумаги.

— Возможно, нас попросят остаться на ночь, — говорит Элиот матери. — Не волнуйтесь. Она будет в безопасности.

Глаза родителей устремляются к моему лицу, словно запоминая меня. Интересно, как часто они проделывали то же самое с Финном? На секунду мне кажется, что я смогу их оставить. Я хочу бежать к отцу и молить о прощении, стереть выражение страха с лица матери. Но если я это сделаю, я окажусь здесь в ловушке, не будет способа помочь Эйприл, не будет способа помочь вообще никому.