Маска красной смерти - страница 9
Стражи Эйприл просматривают территорию, пока ее водитель поправляет свою собственную маску и ускоряется.
— Полагаю, я спасла твою жизнь. Снова, — наконец говорит она.
Полагаю, спасла.
Впервые я встретилась с Эйприл, стоя на кончиках пальцев на самом краю крыши Аккадиан Тауэрс. Менее двух лет назад.
Никто не приходил на крышу, но она поднялась ко мне и сказала:
— Что ты делаешь?
Я была так удивлена, что ответила честно.
— Представляю, каково это было бы — спрыгнуть отсюда.
Тогда она засмеялась. Это было типично для Эйприл, но я была в шоке от этого. Я пыталась скрывать свои суицидальные мысли ото всех, а эта девушка просто смеялась!
— Ты мне нравишься, — сказала она. — Я слышала о девушке, живущей в старых апартаментах принца. Мне нужна твоя помощь, чтобы заплести волосы.
Она сняла свою шляпу, показав мне волосы, половина которых была заплетена, половина — распущена. Ее мать слишком напилась, чтобы завершить прическу. — Не прыгай прямо сейчас, ладно?
Карета остановилась перед клубом. Эйприл начинает причитать из-за царапины на сусальном золоте, прежде чем направиться к немаркированной двери.
В мертвой тишине исследовательской комнаты я вздрагиваю, поймав собственное изображение. Я тиха как мышь, не из числа девушек, которые принадлежат подобным местам.
— Я не планировала приходить сюда сегодня, — бормочу я.
— Тем не менее, ты здесь, — говорит он. Невозможно определить, радуется он или злится из-за моего прихода. Но не осуждает. Вообще никаких эмоций.
Потом его рука придерживает мою талию, помогая мне встать. Я хотела бы остаться и поговорить с ним, но он уже отвернулся, чтобы принять другого члена клуба. Не имеет значения. Не имеет значения, как я хочу с ним поговорить, я боюсь, что мне вообще нечего ему сказать.
Эйприл замечает, как я смотрю на него.
— Как плохо, что ты приняла целибат, — говорит она, когда я покидаю комнату исследований.
— Это не целибат.
Это больше, чем клятва. Это способ, которым я обязана прожить свою жизнь. У меня нет выбора.
— Как плохо, — повторяет она, притопывая ногой, обутой в дорогую туфельку.
Мы проходим весь первый этаж, прочесывая каждую комнату. Эйприл останавливается, чтобы взять себе выпить, а затем мы идем через несколько комнат обратно, просматривая все углы и даже лестничные пролеты. Я ищу светлые волосы. Эйприл настолько блондинка, что затмит летний лимонный сок. Потому я думаю, что ее брат должен быть похож именно на нее.
— Это в привычке Элиота. Возможно, он нашел более важное место, где ему нужно быть, — подруга ставит один напиток и уже высматривает другой. Ее щеки ярко-розовые.
— Хочешь, посмотрим на других этажах?
— Где, думаешь, он может быть?
— Верхний этаж, возможно. Его больше привлекают книги, чем женщины. Он — позор семьи, — Эйприл позорит слово позор. — Причина, по которой он с нами не живет — призвание. Он поэт, живет в мансарде вместе с другими художниками и поэтами. Они не носят маски. И говорят, что умереть молодым — правильно, ведь они описывают состояние человека и то, что происходит с нами. Он пишет день и ночь и принимает наркотики в попытках постичь нечто большее.
Эйприл закатывает глаза.
Почему она так ненавидит поэзию? Внезапно я начинаю нервничать при мысли о встрече с ее братом, так как ничто не может очаровать меня больше, чем то, что она только что сказала.
— Он сказал, что может быть здесь?
— Он должен тебе понравиться, — она мгновение смотрит на меня. — И, я подозреваю, ты ему тоже понравишься. Но тебе нужны накладные ресницы, — она толкает меня на место для влюбленных позади себя и запускает руку в сумку. — Вот, — несколько мазков блеска на мои щеки. Я думала, что блеск будет жестким, но он пенящийся. Это то, что наши ученые создают, пока Матушка Природа пытается убить нас всех. Затем Эйприл открывает мою сумку и начинает искать накладные ресницы. Я удивлена тем, как уверенно движутся там ее руки.
— Теперь ты, миленькая. Даже Элиот заметит... — она перестает говорить и внезапно роняет мою сумку, разбивая красный блеск для губ и бутылку парфюма.
Двое мужчин останавливаются в дверях комнаты. Внутри у меня холодеет. Они принадлежали к членами клуба еще до чумы, и нам советовали избегать их.