Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов… - страница 11
Там лежал иссохший скелет мужчины, судя по оружию, воина, напротив — женский скелет, украшенный браслетами и серьгами, а между ними — горшок с монетами. В тот день я навсегда зарекся испытывать судьбу, отдавать себя служению неблагодарным людям и зваться лекарем. Я подпоясался веревкой, загрузил за пазуху столько золота, сколько смог унести незаметно, и прикрыл рубаху халатом. Добравшись до Кафы, купил одежду, снял домик, потихоньку начал распродавать клад. Мысль о книгах тяготила меня, я нанял пронырливого и жадного до денег рыбака, он сплавал в Корчев и выкупил мои вещи с постоялого двора. Остальное ты знаешь. Теперь твое любопытство удовлетворено?
— Нет, — Игнасий с улыбкой покачал головой. — Расскажи, каким был Ибн Сина?
— Самым добрым на свете, — сказал Абу Салям. — Самым мудрым и терпеливым, понимающим и внимательным, честным и справедливым. Таких больше нет.
Свадьбу справили честь по чести — угощались, пригласив чуть не полгорода, танцевали, пели, состязались в удали и сноровке. Женщины ахали и охали, разглядывая приданое — вышитые простыни, чеканные тазы, серебряные ложки, золотой наперсток и зеркальце из электрона, хвалили щедрость семьи невесты и удачливость лекаря. Папа Деметриос, вспомнил молодость, показал, как настоящие мужчины крутят саблю, стоя на спине лошади, лихо спрыгнул и Игнасию пришлось вправлять вывих прямо посреди пира. Разодетая, гордая Сатеник, посаженная мать жениха, внесла на блюде свадебный пирог с башенками и звездами и любовалась, чванно поглядывая по сторонам, как исчезает лакомство. Чтобы вредная армянка смогла принять участие в празднестве, Ариф загодя достал из сундука вольную, заготовленную семь лет назад на случай внезапной смерти или иных несчастий. Вместо «спасибо» Сатеник заявила, что негоже незамужней свободной женщине жить одной в доме холостого мужчины. Отсмеявшись, Абу Салям пообещал нанять девчонку в помощь на кухне. О, эти дочери Хавы!
Утро после свадьбы выдалось туманным и зыбким, как бывает в апреле в Кафе. Зябкая мгла покрыла башни, спрятала очертания дальнего берега, рассыпала по каменным стенам и увядающим лепесткам жемчужную испарину. Сырой воздух вызывал ломоту в суставах, затяжной кашель, способствовал остужению тела, как писал Ибн Сина. Но Абу Салям все равно выбрался к морю — послушать, как шумят волны, поглядеть на беспечных птиц, попить воды из римской трубы у Портовой башни — вкуснее не отыскать в городе. Беспочвенная тоска томила, скучная боль царапала коготками грудь слева — сердце капризничало не в первый раз.
Надо принимать наперстянку и отвар из кураги, меньше пить, больше гулять по берегу. И благодарить Аллаха за все, что он щедро дарит — дом, богатство, покой, лавку с пряностями, верного ученика, злоязычную Сатеник — без неё жизнь показалась бы пресной. Милосердие Всевышнего неисчерпаемо! Впрочем, хватит мечтать, пора открывать лавочку.
Останавливаясь и тяжело дыша, Абу Салям поднялся по узкой тропе к Портовой башне, ещё раз глотнул сладковатой воды, от которой на душе становилось легче, и, сопровождаемый бесхозным лохматым псом, двинулся назад в город. Кто сказал, что собака нечистое животное — иные звери и умней и добрее людей!
В шатре царила привычная благовонная полутьма. Осторожно передвигаясь, торговец пряностями зажег светильники, расставил по местам шкатулки, флаконы фиалы, мешочки и ящички, достал мельничку и горсть горошин черного перца. Вряд ли кто-то заглянет в такую рань, но не сидеть же без дела. …Колокольчик!
Закутанный в стеганый, не по погоде, халат Мехмет-гадальщик выглядел скверно. Он едва плелся, цепляясь за посох, лицо раскраснелось, глаза отекли, горячее дыхание с трудом вырывалось из пересохшего рта.
— Салям-алейкум, Ариф-ага. Вот приболел, продуло где-то нас с внуком. Кости ломит — сил нет, то в жар, то в холод бросает. Мне бы корешок имбиря, гвоздику и лимонов в меду на десять дихрамов — заварю, как матушка моя делала, и весь недуг потом выйдет.
Не лучшее время для лихорадки, особенно когда болеет старик — силы истощены, сырой воздух разжижает кровь и замедляет сердце.