Мастера и шедевры. Том 2 - страница 11
… Вскоре он покинет гостеприимные стены Троицкого монастыря и перейдет в обитель, основанную духовным братом Сергия Андроником, под Москву.
Сквер у Андроникова монастыря сегодня.
Ночь, холодный ветер дует с Яузы. Осень.
Свежий сырой воздух пахнет прелыми листьями, дождем…
Не по этой ли тропинке вдоль косогора, бегущей к речке, бродил инок Андрей?
Стожары глядят из бездонной мглы сентябрьского неба.
О, вечные звезды.
Сколько вы могли бы рассказать о житии скромного чернеца, гениального художника Андрея Рублева..
Но ночь молчит. Лишь шепчут о чем-то деревья да скрипят ржавые петли калитки.
«Музей имени Андрея Рублева» — гласит табличка. Почти шесть веков прошло с тех пор, как Рублев начал писать свои шедевры, полные чистоты духа, мечты о светлом грядущем дне.
Здесь, на пустыре, некогда стояли полки Дмитрия Донского, вернувшиеся со славой с Куликова поля. Впереди их ждала Москва, Кремль.
1405 год… Еще не родились Доменико Венециано, Пьеро делла Франческа, только через пол века появится на свет Леонардо, а в Москве, далеко от Италии, в Кремле, в Благовещенском соборе Феофан Грек, Прохор с Городца и Андрей Рублев приступают к росписи храма.
Вот как вспоминает мудрый Епифаний о необычной манере письма Феофана Грека: когда же он все это рисовал и писал, никто не видел, чтобы он смотрел на образцы, как это делают наши иконописцы, которые полны недоумения, все время нагибаются, глазами бегают туда и сюда, не столько работают красками, сколько принуждены постоянно глядеть на образец, но кажется, что другой кто-то пишет руками, когда Феофан создает образа, так как он не стоит спокойно, языком беседует с приходящими, умом же размышляет о постороннем и разумном; так он своими чувственными глазами видит разумное и доброе…
Вижу, как расцветает левкас под кистью Грека, вижу горящий взгляд молчаливого Андрея, не сводящего взор с учителя.
Это была неоценимая школа.
Рублев глядел и писал.
Молодой мастер не перечил учителю, но он видел мир по-другому. Он воспитывался в окружении блага и чудес, жил в духовном климате, созданном Сергием Радонежским.
… Узкая келья.
Монастырь…
Молчание, тишина. Только отраженный луч солнца безмолвно ласкает образ, написанный на небольшой доске.
Пахнет олифой, рыбьим клеем, краской.
Бородатый инок с лицом темным и строгим глядит на нас из глубины веков.
И мы чувствуем на себе добрый светлый взор его.
Чуем ласковость открытой, щедрой души художника-философа.
Но порою мастер работал не один — у него был друг.
Близкий, сокровенный.
Доброжелательными старцами именуют летописцы Андрея Рублева и Даниила Черного.
Оба они были послушниками одного и того же монастыря, вместе много писали и являют пример братства и единения в искусстве.
…Вспомним предысторию рождения «Троицы», этого шедевра Рублева.
Гулкие своды огромного Успенского собора в древнем Владимире.
Звонкие шаги в настороженной тишине. Злое эхо.
В храме два мастера — Андрей и Даниил.
Впереди работа — твори, создавай, что отмерил тебе талант.
Андрей задумывает написать фрески небывалые.
Много он повидал «страшных судов», с адовыми муками, пучеглазыми чертями, геенной огненной и прочими страстями.
Мастер замыслил иной «Страшный суд».
Да, люди обречены на судилище.
Но их озаряет надежда, они верят в суд праведный.
Сквозь узкие прорези окон лучи солнца скользят по свежей штукатурке. Старые росписи закрыты. Стены ждут… Мощные столбы, могучие арки и над всем — купол, подобный небосводу в золотом мареве жаркой тени.
А. Рублев и Даниил. Апостолы Павел и Петр с группой святых, фрагмент.
Владимир, 1408 год…
Громко звучат трубы ангелов, возвещая о конце мира.
Мечутся фигуры людей, смятенных перед грозным судией.
Но луч веры в справедливость придает этой толпе далекий от византийских традиций облик.
Страшен во гневе бог! — гласили все фрески до Рублева.
Добр и милостив! — утверждал Андрей Рублев.
Его росписи во владимирском храме Успения — порывистые, живые по манере исполнения.
Светлый пристальный взгляд на природу, на мир людей позволил художнику в решении грозной темы «Страшного суда» внести новые, неведомые до него черты в образы действующих лиц грандиозной многофигурной композиции. Забываешь, что это церковный заказ, должный исполняться по давно установленным канонам.