МастерписЪ Арка первая - страница 38

- Так ты считаешь, что это меч у меня? - изогнул бровь Курумару.

- Нет. Он у меня, - Нагиса раскрыла футляр. Лунный свет блеснул на поверхно­сти стали.

- Нагиса-кун...

Курумару помнил этот меч и то, какими способностями он обладает.

- Тебе не следовало втягиваться во все это, - произнес он. - Католики раздавят тебя и не поморщатся. Кавендиш и Ланге - это ерунда. Вскоре со своего трона слезет Севериано, и тогда...

- Севериано давно уже прирос к трону Папы Римского, и вряд ли вообще когда-нибудь покинет Италию, - отпарировала Нагиса. - И это не важно, Тацуо-кун. Уже не важно. Я нашла применение мечу Святого Петра. Это просто удивительно, Тацу­о-кун. Его возможности поражают воображение! Если правильно использовать этот меч, то можно уже забыть о гончих Рима. С его помощью смогу ранить и даже убить Кавендиша, Ланге и прочих слуг у Трона!..

Нагиса говорила все более и более возбужденным тоном, слова срывались с ее языка, а голос приобретал восторженность юной девицы.

- А еще, Тацуо-кун, он может открыть мне путь на небеса. Представь себе, под­няться наверх и оказаться в Чертоге Божьем! И там, Тацуо-кун, я смогу перерезать глотку жирному старому Богу, - закончила свою речь Нагиса.

Курумару хмыкнул.

- Глупости.

- Почему, Тацуо-кун? Тебе не нравится моя идея? - удивилась Нагиса.

- Да, не нравится, - раздраженно ответил Курумару. - Как бы ни был силен меч Святого Петра, Бога им не убить. Тут нужен артефакт гораздо большей силы. И не спрашивай у меня, где взять что-то подобное - я не знаю.

- То есть на твою помощь мне надеяться не стоит? - спросила Нагиса. Ее пряд­ки огорченно поникли.

- Нет, Нагиса-кун. И я советую тебе залечь на дно, пока не уляжется вся эта шу­миха с мечом. Скоро, - Курумару понизил голос, - скоро католикам станет совсем не до меча Святого Петра. У них появятся другие проблемы, я тебе обещаю.

Луна все так же серебрила мутные воды Аракавы.

Глава шестая

- Вот здесь, - сказала Эшли-сан. - Здесь и находится вход в убежище Курумару Тацуо.

День подходил к концу. Маленькое солнце падало вниз, за край горизонта. Здесь, среди холодных красок города, среди сумрачных оттенков стали и пластика, нежно-желтый свет заходящего солнца был единственным теплым пятном. Темнею­щее небо отражалось в сотнях окон. Тени от зданий ложились на асфальт, разделяя его на светлые и темные участки. Машины медленно переползали от одного пере­крестка к другому, и белое сияние их фар слепило глаза. Поэзия городского заката, сказал себе Аяо, и повернулся к Эшли-сан.

- Здесь? - удивился он.

Они стояли перед длинным серым зданием, чей унылый и тоскливый вид суще­ственно портил местный пейзаж и тем самым безмерно огорчал Аяо. Прозаичная бе­тонная коробка со ослепшими в сумерках окнами; она была обсажена рядом чахлых деревцев и огорожена от мира забором из черных железных прутьев. Во внутреннем дворе толпились девочки в причудливой розовой форме, часть из которых носила еще и высокие черные сапожки. Вокруг единственного парня, который носил черную форму, их столпилось особенно много.

- Женская школа, - ответила Эшли на невысказанный вопрос Аяо. - Нам сюда.

После того, как Эшли закончила с Сато-саном, уборка осталась на Аяо. Сама же пуританка отправилась в ванную, чтобы смыть с себя кровь и остатки мяса. Не особо смущаясь, она сняла с себя испачканный топ и джинсы и в одних черных тру­сиках проследовала к рассохшейся двери, за которой и находился санузел. Горячей воды у Коги в квартире не было, только холодная, о чем Эшли тут же сообщила Аяо через дверь. Он пожал плечами и вновь вернулся к трупам.

Впервые в жизни Аяо видел мертвые тела. Ямато Генсай, с многочисленными ранами и сломанной шеей, скорчился на полу. Рядом с ним, на матрасе, спиной упи­раясь в стену, полусидел Сато Шинтаро, чей живот был вспорот, а кишки вывалились на колени. Глаза Сато так и не закрыл, даже после того, как остановилось его серд­це. Сейчас они бессмысленно таращились в пространство. Аяо наклонился и провел Сато по лицу ладонью, опустив ему веки. Вид у мертвеца сразу стал чуть более спо­койный, даже благообразный. Словно ему стало легче.