Масуд и Салим - страница 2
Салим дважды ходил с Ибрагимом к побережью и знал историю Проклятого каравана. Но, во-первых, когда есть только одна версия, и нет свидетелей - это подозрительно, а Пустыня надёжно хранит тайны; во-вторых, злые языки утверждали, что выборы главного погонщика не обошлись без подкупа Совета...
В почти кромешной темноте пробираться приходилось осторожно, почти на ощупь. Шаг. Где-то здесь должен торчать колышек, поддерживающий палатку. Вот он. Переступить. Ещё шаг. Ещё. Просвет между шатрами. Лечь на землю. Сегодня привычной белой джелабе, любимой одежде бедуинов, Салим предпочел темно-синий шерстяной плащ. В темноте не так сильно выделяется, да и праздник всё-таки. Двинуть вперёд правый локоть и левое колено. Замереть. Теперь правое колено и левый локоть. Снова замереть. Звук? Кто-то идет? Салим распластался и опустил голову вниз, борясь с желанием оглядеться. Лучше полагаться на слух, а если крутить головой, то даже смуглое от природы, загорелое лицо погонщика будет отсвечивать в темноте. Тридцать ударов сердца. Пятьдесят. Тишина. Только ветер зашелестит листьями пальм.
Пятая. Братья Харет и Касим ибн-Самади - владельцы четырёх караванов по двадцать верблюдов. Десять лет назад они проложили новый, более короткий путь к западному побережью и нанесли на карту три новых оазиса. Пока остальные ходили торными, но длинными дорожками, братья успели сколотить состояние на прямом маршруте. Всё те же злые языки намекали, что братья слишком близки даже для братьев...
Шаг. Ещё шаг. Просвет. Снова на землю. Близость цели делала ожидание нестерпимым. Но Салим не спешил. Путь в пять шагов между палатками он полз, казалось, вечность. Встал. Прислушался. Никого. Пальцы прикоснулись к шерстяному пологу палатки, огладили, сжали. Вот она!
Шестая палатка в третьем ряду. Шатер нового караванщика Масуда.
Салим переступил веревку из конского волоса, по поверью, защищавшую шатёр от злых духов и змей. Раздвинув полог, он до середины вполз в палатку. Через несколько ударов сердца, убедившись, что внутри пусто, втянул и ноги вслед за туловищем. Едва слышный шорох одежды легко затерялся в ночных звуках.
Внутри Салим достал из недр плаща прозрачный бараний пузырь. Несколько резких и коротких движений кистью, и в пузыре засветились разбуженные светлячки.
Салим мгновенно оценил знакомую обстановку. Шатёр девяти шагов в поперечнике с шестом, поддерживающим полог, посередине. На полу мягкие шкуры, словно созданные гасить звук осторожных шагов. Несколько мешков со снаряжением, одеждой и бытовыми припасами, на сундуке блюдо с фруктами, да подвешенный к потолку бурдюк с водой. На заработанные опасным трудом деньги Масуд покупал верблюдов, а не золото и шелка.
Закрыв полою плаща дрожащий свет, Салим в несколько стремительных шагов оказался у сундука и присел. Подсохший плод инжира и десяток фиников - обычный ужин Масуда. В отличие от Салима, новый караванщик не испытывал слабости к вкусной пище, долгому сну и прочим радостям жизни. Составив блюдо на пол, Салим вытащил отмычку. Проворные пальцы умело вскрыли замок и подняли крышку, хищные глаза алчно нашарили внутри блеск светлого металла. Есть!
Свободная рука броском схватила серебряную фляжку. Вещица старинной работы с вензелем латинской буквой "М" на боках передавалась в семье Масуда из поколения в поколение. Во времена кровавых боев за египетское наследство далеко на севере его прадед забрал из холодеющих рук какого-то англичанина фляжку и отличный абордажный палаш. Сабля, оружие мужчины, и сейчас висела на поясе Масуда, а серебряную безделицу он недолюбливал: и за вычурную роскошь, и за то, что в пустыне быстро нагревалась, но не продавал из уважения к предкам. Со временем у Масуда вошло в привычку: в походах он предпочитал кожаный бурдюк, а из фляжки делал символический глоток утром после пробуждения и вечером перед сном.
В семье Салима от отца к сыну передавалось другое наследство. Придерживая коленями пузырь со светляками, Салим опустил руку к лодыжке и осторожно вытащил из специального кармашка штанов окованный металлом стеклянный флакончик.