Мать Иоанна от ангелов - страница 53

стр.

— Ослы, — пробурчал он, — что они себе воображают? Что я буду эту монашку повсюду возить за собой? Хватит ей этой ночи, — добавил он и, припомнив некоторые подробности, ухмыльнулся.

Слуга пошел в конюшню. Ворота были открыты. Торопясь из всех сил и стараясь не шуметь, он взнуздал лошадей, вывел их из конюшни и впряг в коляску. Его немного удивило, что в том углу конюшни, где на лежанке спали Казюк и Юрай, было что-то очень уж тихо. Правда, двигался он без шума, что ж тут дивиться, если они не проснулись.

А не храпели они, видать, потому, что устали от езды, да от водки, да от плясок; стало быть, спали крепко. Только почудилось ему, будто из того угла тянет чем-то противным, приторным. Лошади тоже всполошились, стригли ушами в ту сторону. Этот запах встревожил парня.

"Что бы это могло так вонять?" — подумал он и вывел лошадей, хоть они и артачились. Поеживаясь от предрассветного осеннего холода, он спешил поскорее накинуть постромки на валек и оглобли. Но тугие ремни были влажны, скользки и никак не хотели налезать. Холеные кони перебирали копытами и поводили ушами в сторону конюшни.

Было темно и холодно. Легкий морозец прихватил поверху грязь, лужи покрылись пластинками льда, которые трещали под конскими копытами. Старая цыганка уже встала; молча смотрела она, стоя под стеной корчмы, на поспешный отъезд пана Хжонщевского.

Она ни о чем не спрашивала, только тихо кашляла, прикрывая рот ладонью. Ночь была и правда осенняя.

Когда Хжонщевский подошел к коляске, слуга сказал:

— Пан камергер, там, в конюшне, кровью пахнет…

Хжонщевский перекрестился.

— Что ты мелешь! Оса тебя укусила, что ли?

— И кони что-то чуют, пан камергер.

Хжонщевский заметно встревожился.

— Езжай, езжай, поживей! — приказал он и залез в кузов коляски.

Тихо заскрипел под колесами песок, хлюпнула у ворот жидкая грязь, и, оставляя след в мягком грунте, коляска вскоре скрылась в темноте. Только когда уже совсем рассвело, вскочила с постели сестра Акручи и поняла, что пан Хжонщевский сбежал, оставив ее в корчме.

Торопливо накинула она платок и растолкала Володковича.

— Вставайте, вставайте, Хжонщевский уехал! — кричала она, всхлипывая.

Володкович мигом протрезвел, скатился с постели и, подпрыгивая, стал натягивать сапоги.

— Ой, несчастная я! — причитала сестра Малгожата. — Что мне делать? Куда податься? А все вы, пан добрый, виноваты. Вы меня на грех подбивали!

Володкович, сильно озадаченный, не говорил ни слова; натянув сапоги, он, как был в одной сорочке, побежал в конюшню. Вернулся оттуда что-то очень быстро, лицо серое, глаза от страха прямо черные. Побелевшие его губы заметно дрожали.

— Что случилось? — испуганно спросила сестра Малгожата.

— Убиты, — не своим голосом прохрипел Володкович, — парни убиты, Казюк и тот другой, зарублены…

— Ну, а Хжонщевский? — с отчаянием выкрикнула монахиня.

— Нет ни Хжонщевского, ни его лошадей.

Во дворе раздались причитания, проклятья и вопли Авдотьи, которая, должно быть, лишь теперь увидела трупы убитых парней.

— Да чтоб тебя черти побрали! — кричала она. — Чтоб волки тебя загрызли! Чтоб тебе вечно в аду гореть! Чтоб ты света божьего не видал! Ах ты, дьявол в образе человеческом!

Сестра Малгожата перекрестилась.

— Чего эта колдунья завыла? Кто это сделал?

— Верно, Хжонщевский, раз он сбежал, — сказал Володкович, немного овладев собой.

— А где ксендз Сурин? Что с ним?

— Пойдем посмотрим.

Оба побежали в большую горницу, открыли дверь в боковушку и остановились на пороге с застывшими от ужаса лицами. В углу комнатки, освещенный неверным светом осеннего утра, выпрямившись во весь рост, стоял ксендз Сурин, очень бледный, приложив палец к губам. Он усмехался, хотя лицо его, руки и сутана были испачканы кровью. В левой руке, пряча ее за спиной, он что-то держал.

— Отец Юзеф, — закричала сестра Малгожата, — что с тобой?

— Тише, тише, — произнес ксендз Сурин мягко, и в голосе его звучала улыбка, — они невинные, они попали прямо в рай.

Он вынул из-за спины руку с топором и, вдруг придя в себя, с омерзением отшвырнул топор на середину комнаты. Лезвие было покрыто густыми красными пятнами.