Маяковский едет по Союзу - страница 3

Владимир Владимирович провел очень тяжелую ночь. А утром написал письмо и адресовал его в две газеты: «Маяк коммуны» и «Красный черноморец».[1] После этого он отправился в райком партии и настаивал на том, чтобы наказали виновных. В райкоме его поддержали.

8 июля было опубликовано письмо Маяковского: «Приношу большое извинение всем собравшимся 6 июля на мою несостоявшуюся лекцию, причина срыва лекции — неумелость организаторов и их нежелание не только выполнять заключенный договор, но даже входить в какое-нибудь обсуждение по этому поводу».

Редакции сопроводили это коротенькое письмо примечанием, в котором осудили людей, сорвавших вечер Маяковского.

Через два дня он писал Л.Ю. Брик в Москву:

«…В Севастополе не только отказались платить по договору (организаторы, утверждающие, что они мопровцы), а еще сорвали лекцию, отменили и крыли меня публично разными, по-моему, нехорошими словами. Пришлось целый день тратить на эту бузу, собирать заседание секретариата райкома, и секретарь райкома отчитывал в лоск зарвавшегося держиморду. Моральное удовлетворение полное, а карман пустой. Да еще вместо стихов приходится писать одни письма в редакцию…»

Покидая Севастополь, Маяковский облегченно вздохнул: — Все же доказал, что это не мое личное дело, а факт общественного значения.

Настроение заметно улучшилось, и мы едем в столицу Крыма. К нам присоединились два человека, мечтавших послушать поэта: ленинградка (Маяковский называл ее почему-то «архитекторшей») и мой младший брат, ярый поклонник поэта, сбежавший с работы ради такой счастливой возможности. Брата Владимир Владимирович уже знал — они встречались в Севастополе недавно во время двухчасовой стоянки парохода «Ястреб» по пути из Одессы в Ялту. Они обошли тогда книжные магазины, где гость приобрел несколько книг, в том числе и «Цемент» Гладкова. Попутно брат знакомил Маяковского с историческими памятниками. Потом Владимир Владимирович вспоминал добрым словом своего экскурсовода.

Итак, в Симферополе с вокзала на линейке мы направлялись к центру. Пустынны улицы в эти дневные, жаркие часы. Недалеко от Пушкинской у афиши стояла девушка. Маяковский остановил линейку и мгновенно очутился на тротуаре. Указывая на афишу, он стал уговаривать девушку непременно прийти сегодня на вечер:

— Будет очень интересно. Обязательно воспользуйтесь случаем. Я тоже приду. Пока! До свиданья, до вечера!

И, откланявшись, вернулся к линейке.

Озорство? Да, оно было иногда ему свойственно, особенно в минуты повышенного настроения. Возможно, он думал, что здесь, как и в Севастополе, посреди лета зал не заполнится, и каждый «завербованный» слушатель будет очень кстати.

— Как дела? — обратился Маяковский к кассирше Дома просвещения, где должен состояться вечер. — Разрешите помочь?

Та сперва не поверила, что перед ней сам Маяковский, а убедившись, уступила свое место у крохотного окошечка. Маяковский стал продавать остатки билетов «сам на себя». Он вступал в разговоры с подходившими к кассе, давал пояснения, шутил.

— Кому дорого рубль — пятьдесят процентов плачу сам.

Зал полон. Контрамарочники и «зайцы» заняли все проходы.

Настроение у Владимира Владимировича праздничное.

— Так сказать, подарок ко дню рождения, хотя и по старому стилю. Сегодня мне 33.[2] Надо будет отметить первую удачу в Крыму.

Он вышел на сцену. Аудитория, в которой преобладала молодежь, встретила его восторженно.

Маяковский положил на столик книжку (но так и не воспользовался ею), поставил бутылку нарзана, которую принес с собой. (Пил он из собственного плоского стакана). Когда ему стало жарко, он снял пиджак и повесил на спинку стула.

Во время доклада он шагал вдоль рампы, а иногда отступал вглубь и возвращался затем к самому краю, задерживался, чтобы быть поближе к аудитории.

Зазвучал густой бас:

— Товарищи, я хочу рассказать о своем прошлогоднем путешествии в Америку.

Удивительно, что поэт почти дословно повторял книгу «Мое открытие Америки», а ведь он не учил наизусть, запоминал все в процессе работы над прозой (так же, как над стихами). Естественно, отступления от книги бывали, но это — специальные, необходимые отступления. Точнее, сокращения и введение разговорной речи, обогащающей такого рода выступления.