Маяковский и Брик - страница 11

Количество рисунков на плакате одного «окна РОСТА» было от двух до шестнадцати.

Художественный отдел – на особом финансовом положении. Натиск со стороны художников такой, что заведующий финчастью ставил мальчика у дверей своего кабинета, чтобы предупреждал об их пришествии. Когда мальчик видел приближающихся гуськом Маяковского, Черемных и Малютина, он орал истошным голосом: «Художники идут!» – и заведующий успевал улизнуть в другую дверь.

Каждая перемена ставок шла через Союз. Маяковский и Черемных носили туда образцы плакатов. Выбирали кажущиеся самыми сложными. Например, фабрика со множеством окон. По правде говоря, они были самые простые и рисовали их молниеносно, по линейке, крест-накрест. Но вид весьма эффектный, внушительный. Художники спрашивали: ну как, по-вашему, сколько времени надо, чтобы сделать такой плакат?

– Дня три.

– Что вы! Окон одних сколько, ведь каждое нарисовать надо!

Была в нашем отделе и ревизия. Постановили, что Черемных – футурист и надо его немедленно уволить. Маяковского в этом не заподозрили! Он горячо отстаивал Черемных и отстоял.

Читайте железные книги!

Под флейту золоченой буквы

полезут копченые сиги

и золотокудрые брюквы.

«Вывескам»

Количество художников все прибывало, хотя отбор был строгий, и не только по признакам художественности. Один, например, принес очень недурно нарисованного красноармейца с четырехконечной звездой на шапке. Маяковский возмутился, заиздевался, и художник этот был изгнан с позором.

Размножались «окна» трафаретным способом, от руки. В первую очередь трафареты посылались в самые отдаленные пункты страны. Следующие – в более близкие. Оригинал висел в Москве на следующий день после события, к которому относилась тема. Через две недели «окна» висели по всему Союзу. Быстрота, тогда неслыханная даже для литографии.

Вслед за РОСТА мы стали получать заказы от ПУРа, транспортников, МКХ («Береги трамвай»), Наркомздрава («Прививай оспу!», «Не пей сырой воды!»), горняков.

Когда горняки принимали первые плакаты «Делайте предложения», им не понравилось, что рабочие красные, «будто в крови». Маяковский спросил: «А в какой же их цвет красить, по-вашему?» – «Ну в черный, например». – «А вы тогда скажете – «будто в саже».

Приняли красных.

Педагоги заказали азбуку. Черемных попробовал нарисовать два «окна»; им не понравилось, что азбука «политическая», и заказ аннулировали.

Умирание наше началось, когда отдел перевели в Главполитпросвет и заработали лито-, цинко- и типографии. Дали сначала две недели ликвидационные, потом еще две недели, а вскоре и совсем прикрыли» (Л. Брик. «Пристрастные рассказы»).

В сентябре 1920 года Маяковский и Брики после второго проведенного в Пушкино лета переехали в Водопьяный переулок, д. 3, кв. 4, на углу Мясницкой. Они получили две комнаты в коммунальной квартире, которая до уплотнения принадлежала семье Гринбергов.

C осени 1921-го года по весну 1922 года Лиля Брик жила в Риге. Там она пыталась добиться визы, чтобы выехать к матери в Англию. В то время она устраивала издательские дела Маяковского и Брика. Из Риги она присылала Льву Гринкругу, а также своим «зверикам» (так она называла Маяковского и Осипа Брика) продукты (сельдь, кофе, какао, шоколад, овсяную кашу, муку, сало, конфеты и гаванские сигары) и практичные вещи (костюмные ткани, подтяжки для носков, бритвы и резиновые чашки). Маяковский заказывал ей резиновую «таз-ванну», но Лиля не смогла ее найти. Дело в том, что Маяковский был очень мнительным и никогда не пользовался ванной в гостиничном номере, всегда устанавливал свою собственную походную. Патологическая любовь к чистоте у Маяковского появилась неспроста. Его отец умер от укола иголки. С тех пор он всегда носил с собой собственное мыло, без конца дезинфицировал руки и даже в ресторанах пил с той стороны стакана, к которой не прикасались губами.

Лиле не была свойственна супружеская верность. Даже находясь в отношениях с Маяковским и являясь женой Осипа Брика, она заводила многочисленные романы. Не было счета ее случайным связям. Во время поездки в Ригу она писала такие письма, из которых видно, что Лиля боится потерять Маяковского. Нет большего раба, чем господин. Хозяйка боялась потерять своего верноподданного. Ее страх был вызван, по всей видимости, тем, что до нее дошли слухи о любовных похождениях Владимира. О своей осведомленности она поспешила сообщить ему в письмах, а заодно и отчитать за нехорошее поведение.