Майонезовские сказки (СИ) - страница 5
Сейчас я исполню для вас свой новый романс, - объявил сеньор Паралличини, торжественно подняв короткие ручки и становясь под пальмочкой у черного рояля.
Тетка Че грациозно подобрала кимоно с драконами и уселась к белому роялю. Пышка видел ее профиль: нос загораживала круглая щека, сразу за которой нисходили один за другим подбородки. Пыш насчитал пять. Под ними бегали беленькие Теткины ручки в блистающих дорогих каменьях, как два царственных танцующих хомяка. Паралличини подпрыгнул в лаковых черных туфельках, выкатил атласную вишневую грудь и запел:
Умри, Коза!
Ты никогда не станешь Волком,
Ни Барсом, ни Лисой,
Но только чучелом над каминной полкой
В сторожке для охотников лесной!
Умри, Коза! и т.д.
Пока тенор пел свои вдохновенные строки восьмой раз, Пышка, как Гай Юлий Цезарь, выполнял несколько функций: левым ухом он слушал про «чучело» - именно так ставил ударение исполнитель; правым – принимал для анализа последнюю Фигуркину сплетню о том, что в лесу завелся кот – клептоман, таскающий у соседей кастрюльные крышки; глазами следил за монархическим танцем хомяков, а память Пышки напряженно пыталась выудить из глубин сознания, где же Пыш уже слышал этот прелестный озорной романс? Пышкин лоб стал похож на лист бумаги, зажеванный принтером. Но, увы, вспотевший юноша так и не смог этого вспомнить.
ЗНАКОМСТВО ТРЕТЬЕ,
в ходе которого выясняется, что к слову «джунгли» нет точной рифмы, и что книжный червь может прогрызть строго прямую норку.
Пышка проснулся в полночь от стука тысяч клювиков. Ему только что снились джунгли: на синем небе – красные, желтые и зеленые попугайчики, как голодные дятлы, стучали клювами по кокосам. Пыш смотрел на темное заплаканное окно, стук клювиков не прекращался, хотя попугаи остались в далеких жарких джунглях. И тут Пышка понял, что это стучит сердитый осенний дождь. Стучит по карнизам, стенам, стеклам, по деревьям, в двери, по крыше – везде. Поэт вылез из теплой постели, накинул плащ и вышел навстречу дождю. В голове Пыша созревал зародыш гениального стихотворения:
«От «абажура» и до «ящура»
Искал я рифму к слову «джунгли» …
Пышка перебирал «угли», «Маугли» и прочие «фигли-мигли», но все эти рифмы ему казались не точными. Дождь лил, как из душа. Пыш чувствовал острую потребность в общении. Он шел к старому Дубу, в котором жило множество крупного и мелкого люда за многочисленными ставенками, дверками и окошечками. На Дубе по праздникам рядом с желудями вырастали шоколадные батончики «Красный октябрь», что не удивляло никого. Ведь растут в Березняке по вторникам и четвергам пирожки с капустой. Что особенного? Однако, благодаря Дубу и березам, нищих в Волшебном лесу не было, в отличие от Синего леса, славящегося своим богатством. Пышка видел уже сквозь ливень темнеющую громаду Дуба. Света не было ни в одном окне. Над парадным входом светила тусклая лампочка. Это был тот самый подъезд, в котором кто-то написал маркером на стене: «Открывайте дверцы, идут крутые перцы!». Пышке захотелось еще раз увидеть эту надпись. Он вошел в подъезд и оказался в полной темноте. Пахло вишневым вареньем. Пышка почувствовал себя в родной тарелке, вдохнул поглубже вкусный воздух и начал пафосную речь: «Где и в каком лесу живут такие люди, как мы: простые, милые, домашние?! Одни из нас варят вишневое варенье, другие яблочное повидло, третьи – крыжовенный джем! Одни из нас читают газету «Политическая подоплека», вторые – «Спорт против мафии», третьи – «Вырастим вместе кабачок»! И все мы любим наш драматический театр так же, как любим по понедельникам решать логические задачи! Каждый из нас мечтает перебраться в Синий лес, но до глубокой старости остается в своем горячо любимом Волшебном лесу, и до самой смерти ест по вторникам и четвергам пирожки с капустой, а по праздникам – шоколадные батончики «Красный октябрь»!
Эй ты, толстый уволень, вылей воду из сапог, бульканье мешает мне смаковать чужие мысли, раздалось вместо аплодисментов откуда-то сверху.
А Вы кто? - спросил Пышка у одного из высоко висящих почтовых ящиков.
Кто-кто, конь в пальто, - нагловато ответил ящик.