Майорат - страница 23
— Старый негодяй, верно, утаил от нас самое большое сокровище, но по весне я велю в моем присутствии разобрать башню.
Приехали зодчие, с которыми барон подробно обсуждал, как лучше всего возвести строение. Он отвергал один чертеж за другим; не было архитектурного замысла, который бы казался ему достаточно богатым и великолепным. И вот он принялся сам рисовать, и это занятие, беспрестанно представляя его очам солнечно-светлый образ счастливого будущего, наполнило его веселием и радостью, нередко переходившими в шаловливую резвость, которую он сумел сообщить и другим. По крайней мере его щедрость, его широкое гостеприимство опровергали всякое подозрение в скупости. Казалось, и Даниель совершенно забыл о нанесенном ему бесчестье. Смиренно и покорно держал он себя при бароне, который, вспоминая о погребенных сокровищах, часто следил за ним недоверчивым взором. Но что всех приводило в удивление: старик молодел день ото дня. Быть может, скорбь о старом господине глубоко сокрушала его и только теперь стала утихать; также причиной этого могло быть и то, что ему не приходилось, как прежде, проводить на башне холодные ночи без сна и он получал лучшую пищу и доброе вино, сколько пожелает; но, что б там ни было, старик теперь казался крепким мужчиной, краснощеким и плотным, ходил твердой поступью и громко смеялся, когда случалась какая-нибудь потеха.
Веселая жизнь в Р…зиттене была нарушена приездом человека, который, по всей видимости, не мог быть тут лишним. Это был младший брат Вольфганга, Губерт; увидев его, Вольфганг смертельно побледнел и громко воскликнул:
— Несчастный, что здесь тебе надобно?
Губерт бросился к нему с объятиями, но тот схватил его и повлек за собою в дальний покой, где они затворились. Несколько часов провели они вместе, наконец Губерт вышел весьма расстроенный и велел подавать лошадей. Ф. заступил ему дорогу, Губерт хотел пройти, но стряпчий, движимый предчувствием, что как раз сейчас можно положить конец смертельному раздору братьев, просил его повременить хоть несколько часов; и тут как раз вошел барон, громко крикнув:
— Оставайся, Губерт! Ты одумаешься!
Взор Губерта просветлел; он обрел спокойствие и, торопливо сбросив богатую шубу, которую подхватил слуга, взял стряпчего под руку и, направляясь с ним в комнаты, с насмешливой улыбкой сказал:
— Итак, владелец майората все же склонен терпеть меня здесь.
Стряпчий предполагал, что теперь должно разрешиться несчастное недоразумение, которое могла питать только разлука. Губерт взял железные щипцы, стоявшие возле камина и, колотя ими по суковатому дымящемуся полену и поправляя огонь, заметил:
— Видите ли, господин стряпчий, я человек добросердечный и пригоден ко всякой домашней работе. Но Вольфганг начинен странными предрассудками и к тому же мелочный скряга!
Ф. нашел неуместным проникать далее в отношения братьев, тем более что лицо Вольфганга, его поведение, его голос с полной ясностью обличали душу, терзаемую всеми возможными страстями.
Чтобы узнать решение барона по какому-то делу, касающемуся майората, стряпчий поздним вечером пошел в его покой. Он застал барона в совершенном расстройстве, расхаживающего большими шагами по комнате, заложив руки за спину. Заметив наконец стряпчего, барон остановился, взял его за руку и, мрачно глядя ему в глаза, сказал прерывающимся голосом:
— Мой брат приехал. Знаю, — продолжал он, едва Ф. успел раскрыть рот, знаю, что вы собираетесь сказать. — Ах, вам ничего не известно. Вы не знаете, что мой несчастный брат — да, только несчастным назову я его, — подобно злому демону, всюду заступает мне дорогу и возмущает мой покой. Не он причиною, что я не впал в несказанную нужду; он приложил к тому все старания, но это было не угодно небу. С тех пор как стало известно об учреждении майората, он преследует меня смертельной ненавистью. Он завидует моему имению, которое в его руках пошло бы прахом. Он самый безумный расточитель на всем свете. Его долги намного превышают половину того состояния, которое ему достанется в Курляндии; и вот, преследуемый кредиторами, которые его замучили, он спешит сюда и клянчит денег.