Меценат - страница 29

, брат Теренции, жены Мецената[232]. Узнав о раскрытии заговора, Меценат не удержался и сообщил об этом жене[233]. Теренция успела предупредить брата, и тот бежал. Мурена был осужден заочно, а спустя некоторое время схвачен и казнен.

Некоторые зарубежные исследователи полагают, что после этого Меценат впал в немилость и Август резко охладел к своему другу, расценив его болтливость как предательство[234]. Действительно, по свидетельству историка Светония, Август не раз жаловался, что Меценату недостает умения молчать[235]. Однако другие античные авторы, напротив, указывают на скрытность и немногословность Мецената. Например, вот что пишет Гораций о первой встрече с Меценатом:

В первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова:

Робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала.

Я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода,

Что объезжаю свои поля на коне сатурейском;

Просто сказал я, кто я. Ты ответил мне тоже два слова,

Я и ушел. Ты меня через девять уж месяцев вспомнил…[236]

Здесь налицо явное указание на немногословность Мецената, его умение владеть собой в присутствии незнакомых людей. Более того, историк Секст Аврелий Виктор прямо пишет, что Август весьма ценил Мецената именно «за его умение молчать»[237]. Вполне возможно, что Меценат специально «проговорился» Теренции, чтобы Август имел возможность без лишнего шума убрать Мурену, так как побег расценивался как полное признание его вины. Судебное разбирательство же, напротив, могло привести к нежелательным последствиям и вызвать недовольство в обществе[238].

Следовательно, после заговора Мурены Меценат по-прежнему оставался близок к Августу и пользовался его исключительным доверием. На это указывает и тот факт, что когда в 21 году Август решал, выдавать ли свою дочь Юлию за Агриппу или нет, он предварительно обратился за советом к Меценату, от которого получил следующий ответ: «Ты возвысил его настолько, что он должен быть либо твоим зятем, либо мертвым»[239]. Как известно, Август последовал совету своего друга и ввел Агриппу в свою семью, заставив его развестись с первой женой Клавдией Марцеллой, дочерью Октавии. Юлия родила Агриппе двух мальчиков — Гая (родился в 20 году) и Луция (родился в 17 году), которых Август фактически сделал своими преемниками.

В 17 году Август собирался официально усыновить Гая и Луция. По сообщению Сенеки Старшего, Порций Латрон, один из известных ораторов того времени, как-то выступал перед слушателями, в числе которых были Август, Меценат и Агриппа. В своей речи он затронул проблему усыновления нобилями детей от родителей низкого происхождения, явно намекая на усыновление Августом детей Агриппы: ведь последний не мог похвастаться знатностью своего рода. Как только Меценат это услышал, он велел Латрону быстрее закончить речь, объявив, что принцепс торопится по своим делам[240]. В этом эпизоде Меценат явно проявил благородство и тактичность по отношению к Августу и Агриппе. Хотя нашлись и те, кто утверждал, будто Меценат, напротив, своими действиями привлек внимание Августа к речи оратора и тем самым проявил «злокозненность».

И все же между Августом и Меценатом происходили размолвки. Главной причиной тому была Теренция, жена Мецената. Дело в том, что она, вероятно, первоначально была любовницей Августа. Марк Антоний, например, в одном из писем обвинял Октавиана, что тот спит со всеми женщинами подряд, упомянув в их числе Терентиллу[241], под именем которой, как принято считать, скрывалась Теренция. Затем она была выдана замуж за Мецената. Правда, не очень ясно, в каком году это произошло. И уже будучи женой Мецената, Теренция продолжала состоять в любовных отношениях с Августом. Это, безусловно, не могло устраивать Мецената[242], который, помимо того, что жена изменяла ему, столкнулся с ее холодностью и постоянными отказами выполнять супружеские обязанности[243].

В ответ на измены жены Меценат пытался скрасить свою личную жизнь мимолетными увлечениями на стороне. Плутарх в трактате «Об Эроте» приводит следующую забавную историю: «Один римлянин по имени Габба угощал как-то обедом Мецената. Заметив, что тот обменивается знаками внимания с его женой, он потихоньку склонил голову, как будто уснув. Но когда кто-то из рабов, подбежав из другой комнаты к столу, попытался унести вино, Габба, отбросив позу спящего, воскликнул: «Мошенник, разве ты не понимаешь, что я сплю только для одного Мецената?»