Меч - страница 42

Вместо этого я сидела там, обхватывая свой торс, словно пыталась не дать своим внутренностям вывалиться на металлический пол. Не думаю, что я осознавала, что плачу, пока звук шагов на винтовой лестнице с пассажирской кабины не вывел меня из ступора.

Я подняла взгляд, и перед глазами всё размылось.

Глядя, как он подходит, я стиснула свои ребра так крепко, что они заболели. Я неконтролируемо дрожала, но как будто не могла издать ни звука. Я не могла произнести ничего отчётливого в своей голове, ничего связного. Я не знала, хотела ли я его присутствия здесь.

Когда Балидор сел рядом со мной, я лишь посмотрела на него.

Он тоже ничего не сказал.

Обхватив меня руками, он прижал меня к своей груди, наполовину затащив к себе на колени. Он поправил своё тяжёлое пальто так, чтобы оно укрывало меня, затем обнял ещё крепче, уютно прижимая к себе.

Я невольно заметила, что его руки мощнее, чем у Ревика, но не такие длинные. Его грудь широкая, но не такая широкая, как у Ревика, когда он стал Сайримном. У него больше волос на руках и груди.

Он дышал медленно, спокойно, источал тепло.

Когда мы просидели так ещё несколько минут, он открыл свой свет.

Казалось, мы просто очень долго сидели там, не говоря ни слова.

В какой-то момент я перестала дрожать, но он всё равно меня не отпустил.

Я случайно прикусила язык, прыгая на заднем сиденье чего-то вроде грузовика или какого-то фургона.

Я пискнула, ощутив вкус крови, но ничего не сказала.

Мою голову накрывал чёрный капюшон.

Я также надела ошейник.

Я поймала себя на том, что машинально трогаю его даже под капюшоном, морщась от холодного ощущения в позвоночнике и ненавидя само плоское ощущение вокруг меня. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать во мне страх, подстегнуть мою паранойю. Я знала, что отчасти это вызвано слепотой и пониманием, что если что-то случится, я не сумею себя защитить.

Но я знала, что дело не только в этом.

Я чувствовала, что даже сейчас ищу его.

Когда они впервые надели на меня ошейник, я искала его так интенсивно, что ошейник раз за разом шарахал меня током. Балидору пришлось изменить настройки, чтобы я не навредила сама себе. В одну из ночей в ошейнике я тоже проснулась от того, что ошейник сработал, потому что мне снился он…

Я отрезала эту мысль.

И всё же теперь я понимала, почему Ревик так ненавидел эти штуки.

Эту мысль я тоже отбросила.

Моя паника усилилась. Я знала, насколько это ненормально, но мне хотелось знать, где он, и чем, черт подери, занимается. С кем он. Мне нужно знать. Это казалось критично важным.

Я закрыла глаза под капюшоном и сосчитала до десяти.

Я осознала, что вспоминаю историю, которую рассказывал мне Вэш про то, как быстрее всего заставить кого-то подумать о мартышках — надо просто сказать «Не думай о мартышках». С тех самых пор, как Балидор предостерёг меня не думать о Ревике, мой разум только о нём и думал. Только его лицо вставало перед мысленным взором, когда я закрывала глаза.

Конечно, может быть, предостережение Балидора просто заставило меня осознать, как часто я думала о Ревике.

Поскольку я не могла отвлечься на созерцание окрестностей, я попыталась использовать все остальные органы чувств в своём распоряжении. Это означало считать кочки на дороге, считать гудки машин вокруг, нюхать дизельное топливо, слышать отрывки голосов, когда мы проезжали мимо них по дороге. Осознав, что я рискую заметить, на каком языке говорят люди, или уловить какую-то другую информацию о нашем местоположении, я заставила себя отвлечься, постаралась всё заблокировать и принялась напевать в голове тексты песен.

Это работало примерно час или около того.

К тому времени наружные шумы значительно снизились. Более того, я вообще не слышала людей с тех пор, как заставила себя не слушать.

Вместо этого я сосредоточилась на людях в машине. Я слышала дыхание как минимум ещё четверых вместе со мной в кузове. Я попыталась идентифицировать их по одному лишь дыханию, но сумела выдвинуть лишь частичные догадки.

Один из них пахнул как Джон.

Знаю, это звучит странно, но пробуждение в качестве видящей действительно изменило мои органы чувств, так что иногда я могла унюхать людей — знакомых людей, во всяком случае.