Меч Кайгена - страница 20
Но тут, высоко в туманах Такаюби, где ничто не изменилось за тысячу лет, было просто поверить в фантазию о стабильном мире.
МАМОРУ
Класс пошел во дворе на обед, и Мамору догнал Квана.
— Что это было? — спросил он, поравнявшись с городским мальчиком.
— Что было?
— На уроке истории. Почему ты смеялся?
— Я пытался сдержаться, — сказал Кван, — и я бы не назвал мусор, который произносил тот джасели, историей.
— О чем ты? — потребовал Ицуки, он и Юта догнали их.
— Хотя бы половина того, что он говорит вам, даже не правда, — Кван посмотрел на трех парней Такаюби. — Это пропаганда.
— Пропаганда? — Мамору пару раз слышал это слово. Люди говорили, что пропаганду использовал Ранганийский Союз, чтобы обмануть необученных жителей, заставить их идти в бой. Это была тактика Ранги. Кайген не использовал пропаганду. Все это знали.
— Фаллеке! — выругался Кван. — Вы в этой деревне верите во все это? Вы верите всему, что вам говорит правительство?
— А почему нет? — бесхитростно спросил Ицуки.
— Вы должны видеть, что тут происходит, — голос Квана был почти умоляющим, он посмотрел на каждое лицо. — Император использует вас.
— Мы рады служить нашему императору, — страстно заявил Юта. — Как он может использовать нас?
— Он может кормить вас ложью о Ранге, о ваших предках. Он может заставлять вас думать, что вы непобедимы, когда это не так.
— Мы — Меч Кайгена, — яростно сказал Юта, — защитники империи.
Кван фыркнул.
— Это красивое название пушечного мяса.
Голос Мамору стал ледяным.
— Что ты сказал?
Кван напрягся, было ясно, что он ощутил ярость ньямы Мамору. Мамору смотрел, как глаза северянина двигались в нерешительности, а потом ощутил невольно восхищение, когда городской мальчик уперся ногами в землю и посмотрел ему в глаза.
— Я сказал, что вы — пушечное мясо, — голос Квана был ровным. — Император даст вам любую выдуманную историю, чтобы вы остались и умерли за него. Вы можете считать себя великими воинами с благородной целью, но для столицы вы — фигуры в игре.
Мамору глядел на Квана, щурясь. Океан кипел в его кулаках.
— Забери свои слова.
— Не стану, — упрямо сказал Кван. — Я иду обедать, — он зашагал прочь, но Мамору встал перед ним, преградил путь во двор.
— Я сказал: забери слова.
— Думаешь напугать меня, Мацуда? — Кван согнул пальцы, Мамору ощутил, как джийя мальчика замерцала, готовая к действиям. — Плевать, как хорошо ты бьешься. Еще шаг, и я…
Мамору шагнул вперед.
— Что ты?
Кван двигался быстро. Его апперкот с ледяными костяшками сработал бы против любого теонита, но Мамору был не любым. Он шагнул в сторону, повалил мгновенно новенького на землю. Кван рухнул на камни двора с приятным стуком, дыхание вылетело из его тела.
Оглушенный, северянин попытался втянуть пар в ладони для атаки, но джийя Мамору пробила его силу, забирая молекулы из его контроля. Он поднял Квана за воротник формы. Туман собрался и стал клинком льда на его свободной ладони, торчащего из костяшек у горла Квана. Это не был лед, рассекающий сталь, но это пронзило бы тело человека.
— Ого! — Мамору едва слышал тревожные голоса Ицуки и Юты за шумом гнева. — Полегче, Мамору-кун! Убери острие клинка, пока не случилось беды!
— Ты — хороший боец, — сказал Кван, все еще наглый, хоть у его горла был клинок, — и твоя гордость деревушки милая, но все это основано на лжи.
Мамору скрипнул зубами, его лед стал острее.
— Мамору-кун, ты не хочешь его убивать!
— Ты прав, — Мамору выдохнул, клинок стал водой. Он хотел ударить Квана по наглому лицу.
Так он и сделал.
Когда директор вошел во двор.
ГЛАВА 3: КРЫША
Мамору смотрел на свои колени, но ощущал, как его сверлил взгляд директора. Кван был на коленях на татами в кабинете рядом с ним, ткань была прижата к его лицу, чтобы остановить кровь, текущую из его носа. Удар ничего не сломал — Мамору совладал с собой — но северянин еще немного походит с кровью из носа.
— Кван Чоль-хи тут новичок, — сказал директор, опустил ручку и сцепил ладони на столе перед собой. — Он мог не быть обучен поведению в прошлой школе, но, Мамору, ты знаешь, что не так воины Такаюби решают разногласия.
Мамору сжал кулаки на коленях, костяшки правой ладони все еще болели, все внутри сжалось от стыда.