Меч Мартина - страница 13

Толстый Беррад оказался на диво прытким. Он метнулся к Флинки и замолотил того по голове плоскостью клинка.

Флинки скрючился, втянул голову и прикрылся лапами.

— А-а-а-а-а-а! Остановите его, братцы, убьет! Ы-ы-ы-ы-ы-ы! Прости, ваше могущество! О-о-о-о-о-о-о!

Вопли избиваемого только подстегнули Беррада, удары стали реже, но сильнее.

— Что тебе дороже, голова или рыба?

— Ай! Забирай свою рыбу, начальник, голова-то всего одна, ой!

— Как следует поджарь, не то ни одной головы не будет.

Беррад напоследок пнул Флинки в зад и отвернулся. Не обращаясь ни к кому из остальных членов шайки, присмиревших и понурых, он проворчал:

— Чего уставились? Грогу мне!

Горностаиха, хвост которой напоминал букву «И», — по прозвищу Кривохвостиха — протянула ему флягу. Беррад схватил сосуд, уселся и припал к горлышку, жадными глотками втягивая огненный крапивный напиток.

Напившись, он снова уставился на Флинки:

— Снаружи чтоб с корочкой, а внутри мяконькая, сочная… Такую рыбку я уважаю.

Остальные смотрели кто куда, пряча взгляд. Сразу можно было сказать, кто главный в этой компании.

За всем происходящим внимательно следили четыре глаза из зарослей камыша. Там прятались выдра и белка, оба весьма почтенного возраста.

Выдра прищурилась, присмотрелась и проворчала:

— Х-м-м. Вроде дюжина их там. Двенадцать.

Белка перестала грызть тростинку и поправила товарища:

— Тринадцать.

Выдра пожала плечами:

— Не спорю, пусть будет чертова дюжина. Глаз у меня уж не тот. Но что они жалкие твари, с закрытыми глазами увижу. Вместо мозгов булыжники заплесневелые.

Белка согласно фыркнула:

— Никого на стреме, дым столбом — маяк, а не костер. И как их мама одних отпустила в лес погулять!

— Эту жирную ласку я беру на себя.

— Смотри, чтобы он случайно на тебя не плюхнулся. В оладью расплющит!

— Рыбка готова, пора в гости, — заявила выдра, понюхав воздух.

— Да, сюда нам ужин не подадут, — вздохнула белка.

— Ты иди прямо отсюда, я в обход.

— И вечно я прусь в лоб, — заворчала выдра. — Хоть разок бы поменяться…

— Сначала научись по деревьям прыгать. Да выжди чуток, дай мне добраться до места. Ну, успеха!

Выдра засунула хвост за пояс и замаскировала его плащом. Повязала бандану по самые глаза, тщательно скрыв уши.

— Ох, стар я стал для таких игрушек! — вздохнула выдра, покрепче перехватив тяжелый отполированный посох из твердого дерева.

Крошка Рыж, самый мелкий и тщедушный зверь в шайке, собирал ветки для костра, когда заметил странную фигуру, шлепающую к ним по воде.

— Эй, шеф, к нам гости!

Беррад отложил фляжку с грогом. Презрительным взглядом смерив приближающееся чучело, он прорычал:

— Кого еще несет нелегкая?

Выдра выбралась на берег, послышался ее неуверенный, робкий голос:

— Всей честной компании привет! Я, кажись, как раз к ужину… О-о-о, жареная рыбка — любовь моя!

Сабля Беррада неспешно потянулась к непонятному существу.

— А кто ты такой? Точнее, пожалуй, что ты такое, ха-ха-ха!

Пришелец каким-то неуловимым движением увильнул от лезвия сабли и оказался рядом с вожаком.

— Я, юный друг, старый, дряхлый, больной хорестай.

Флинки чуть не выронил рыбу в огонь:

— Хорестай? Сто черепах и одна жаба, а что это такое?

— Это, братец, помесь хорька и горностая. Мне мамочка сказала, когда я был совсем еще крошкой. Вот почему я так странно выгляжу.

— А кто твоя мамочка? И папочка? — Любопытный Флинки совсем забыл про рыбу.

— Мои родители — лис да крыс, лиса и крыса, так народ сплетничает. Но что они ужасные вруны — это совершенно точно, это я и сам знаю.

Флинки заскреб в затылке:

— Вруны? Да уж, сразу видать.

Беррад снова хлопнул Флинки саблей по голове:

— Займись своим делом и не лезь.

После этого он занялся пришельцем:

— Как тебя звать и чего тебе тут надо?

— Дак… Я ж сказал. Хорестай мне имя. А за крошку-другую съестного я вам спою да спляшу. Вы позволите, добрейший сэр?

Зверье захихикало и заерзало. Развеселил! Это Беррад-то — «добрейший»! Смерти своей просит, старый дурак.

Беррад лизнул острие сабли и ухмыльнулся:

— Позволить-то? Чего ж не позволить… А ежели твои песни-пляски мне не по нутру придутся, я позволю этой сабле нарубить из тебя фаршу. А своим олухам позволю поджарить тебя на этом костерке. Ну а коли-ежели невкусным окажешься, пойдешь на наживку, вкусной рыбки на тебя наудим.