Меч Света - страница 8

— Так как же тут оказался Тарфельд?

— Тарфельд — бунтарь. Он верит, что его соплеменники борясь против Тьмы стали сами её рабами. И он не теряет надежду донести это до остальных. Моя первоочередная задача — помочь ему в этом. Ведь если мы не сможем их убедить, наш Мир ждут ещё более чёрные времена, чем времена Чёрной Империи и Чёрного Дракона вместе взятые.

Каждый вечер, после захода солнца, все рассаживались возле общего костра и начинали петь песни. Гномы хором пели на своём языке. Пару слов я успел узнать, потому примерно представлял, что песни были про золото, шахтёрский и кузнецкий труд, а так же про злого дракона, который выгнал их из родных пещер. Иногда пел Тарфельд. Он пел звонким высоким голосом. Про древних героев, про Эренгора, про войну против Тьмы, и про древнего эльфийского короля Алистара, который победил в неравном бою Демона Глубин. После песен он с гномами всегда обменивался едкими замечаниями по поводу умения петь. Один раз в полнолуние хоровым пением решили порадовать волки. Лойе сказал, что сейчас они споют про древнюю историю любви. Они больше часа выли на луну, но никто не рискнул их прервать. Мне и самому понравилось их пение, оно мне чем-то было близким, что я даже начал улавливать в нём смысл, который вкладывали певцы.

Леший сидел на большом плоском валуне, изредка поправляя дрова в костре длинной палкой. Справа от него сидел Тарфельд, слева — гоблин преклонных лет, чьё лицо в свете костра выглядело особо устрашающим. Остальные беспорядочно расселись вокруг огня. Волков не было — они появлялись в лагере только днём, да и, как известно, огня побаиваются.

— Граспль, так когда ты собираешься его допрашивать? — спросил кто-то из гномов.

Грасплю этот вопрос, видимо, не понравился.

— Ещё рано. Он ещё слишком слаб, — отрезал он.

— А вам не кажется, что он может быть опасным?

— Ты тоже опасный, — возразил Тарфельд, которого поддержал дружный смех.

— Но подумайте сами: его обнаружили возле кольца утром, а мы все туда боимся заходить и днём.

— Говори только за себя, — снова возразил эльф. — Днём там нет ничего особого, только мрачно. А ночью лишь чудищ чуть больше, только и всего.

— Но ты же не был в самом городе.

Тарфельд тут же собрался возразить что-то резкое, даже раскрыл рот, его вдруг опередил один из гоблинов:

— Стойте! А откуда нам вообще известно, что он вообще был за кольцом, вдруг он просто смог как-то проскользнуть?

— Ага, вдруг. Никто не может войти в лес без ведома Граспля при всём желании. Даже самый сильный маг на это не способен, — непререкаемым тоном возразил старый гоблин.

— Я просто думаю, — вдруг сказал леший в своей обычной манере, глядя куда-то в даль, — что истина кроется в самом проклятии Агандара.

Все вдруг утихли. Тарфельд, который снова собирался что-то сказать, открыл, а потом опять закрыл рот, не выдав ни звука.

— С тех пор осталось очень много неясного и неоднозначного, — продолжил Граспль. Его и без того угрюмый голос стал и вовсе печальным, будто он готов был расплакаться. Этим он мне напомнил одного призрака.

— Мне тогда было всего девяносто шесть. И я хорошо помню, как мой дядя (он жил тогда в этих местах) говорил с магом, решившим защищать город, как раз перед самым проклятием: "Почему ты можешь уйти? Ты ведь всё равно не можешь изменить!". А тот отвечает: "Я буду ждать того, кто сможет".

— Что меня всегда изумляло в людях, так это их упрямство, — рассмеялся кто-то в полной тишине. — И ты хочешь сказать, что он говорил именно про этого?

— Так что, люди снова будут править? — испугано пискнул какой-то маленький гоблин.

Атмосфера немного разрядилась, и все посмеялись над беднягой. Но громче всех, тем не менее, смеялся Тарфельд.

— Фини, ты когда-нибудь вообще видел человека? — спросил эльф.

— Ну, кроме того, вообще-то, нет…

— Не следует воспринимать всерьёз всё, что рассказывают о людях. Ведь те, кто правил Тёмной Империей, по существу, не были людьми. К тому же, я, например, не слышал, чтобы люди приходили ночью и крали маленьких непослушных гоблинов.

Тут почему-то смеялись только гномы.

— Тебя, в принципе, не в чем винить, — в конце концов смягчился Тарфельд. — Риндол далеко отсюда, а с остальных мест их оттеснили сразу же после крушения империи. Да и люди все разные, почти как гоблины, — на эту шутку эльфа снова почему-то смеялись только гномы.