Меченая - страница 2
— Слушай. Вчера я была с мамой на улице Сен-Катрин, и она сказала, что за нами кто-то следил. Что, если это тот же парень? Возможно, она не такая уж и чокнутая, как все думают, — Кара задалась вопросом, было ли хоть немного правды в видениях ее матери. Она очень любила свою мать, и ненавидела себя в те моменты, когда думала, что ее место в психушке.
Мэт засмеялся:
— Ты серьезно? Хватает того, что твоя мама видит духов и демонов. Если еще и ты начнешь во все это верить, то вас точно отправят в дурдом.
— Спасибо за доверие. Напомни-ка мне еще раз, почему ты мой лучший друг? — Кара решила переменить тему. В конце концов, странный мужчина исчез, и ее страх перед ним рассеивался с каждым шагом, уступая место напряжению и волнению перед выступлением. Она сосредоточилась на вывеске галереи, пока бежала к ней. — Хорошо… я уже вижу тебя.
Мэт стоял, прислонившись к кирпичной облицовке галереи. Его голова была повернута в сторону стеклянных дверей. Он вынул изо рта сигарету и выпустил дым в приемник телефона.
— Я думаю, начинается. Поторопись!
Кровь хлынула к щекам Кары. Сердце стучало у нее в ушах, заглушая все звуки вокруг. Она сделала глубокий вдох, надеясь, что это ослабит спазмы в животе, и устремилась к бульвару Сен-Лоран. Ее сотовый телефон выскользнул из ее руки и упал на тротуар.
«Дерьмо!» — Кара наклонилась, чтобы подобрать телефон. — «Дурацкий телефон».
Боковым зрением она заметила какое-то движение.
«Берегись!» — крикнул кто-то. Она выпрямилась и обернулась.
Не нее мчался городской автобус. Она смотрела на него, замерев. Автобус неумолимо приближался.
К ней потянулась рука. Долю секунды она смотрела на две чудовищные фары.
И затем произошел удар.
Тринадцать тонн холодного металла смяли ее тело. Она не почувствовала никакой боли. Она вообще ничего не почувствовала.
Все вокруг нее потемнело.
Мгновение спустя Кара стояла в лифте.
Сперва ее ослепили лучи белого света. Она заморгала и потерла свои глаза. Лифт был изящный… три стены были покрыты панелями из вишневого дерева ручной отделки и украшены златокрылыми крестами. В воздухе висел запах нафталина, как в старом пыльном шкафу ее бабушки. Когда ее зрение вернулось к ней, она поняла, что была не одна.
В деревянном кресле напротив панели управления лифтом сидела покрытая черным мехом и одетая в зеленые шорты-бермуды, из которых торчали две мозолистые ступни, похожие на руки, обезьяна.
Она крутанулась на месте, обхватила своими ступнями спинку стула, открыла свой рот, напоминающий кокос, и сказала очень деловито: «Здравствуйте, мисс».
От изумления у Кары отвисла челюсть, и она еле сдержалась, чтобы не закричать. С нарастающим внутри нее ужасом она уставилась на зверя. Слова этого существа звенели у нее в ушах, чуждые и невозможные. Лифт, казалось, вращался вокруг нее. Бежать было некуда, она оказалась загнанной в деревянную ловушку.
Лысое лицо зверя скривилось в усмешке и стало похоже на огромный грецкий орех. Его квадратная голова сидела прямо на мощных плечах. Он поднял подбородок и взглянул на Кару свысока. Его желтые глаза заворожили ее, и как ни пыталась, она не могла отвести взгляд.
Буря эмоций захлестнула ее: страх, отвращение, гнев. Запутавшаяся, она не в силах была понять всего этого. Факт был в том, что обезьяна разговаривала с ней так, как будто это было самым обычным делом, и теперь смотрела на Кару с таким выражением, словно это она была чем-то противоестественным.
Кара впилась ногтями в мягкую плоть своих ладоней и лишь через минуту смогла выдавить из себя несколько слов.
«Я сплю. Да, точно. Мне снится странный, психоделический сон про говорящую обезьяну, — она покачала головой и потерла виски. — И это определенно самый дикий сон, который я когда-либо видела,» — ее горло пересохло так, словно у нее во рту не было ни капли воды вот уже несколько недель. Она попыталась сглотнуть, но все, что у нее получилось, так это только напрячь мышцы горла.
Обезьяна нахмурилась, глухой рык вырвался из ее пасти:
— Я не обезьяна, мисс. Я — шимпанзе. Вы, смертные, все одинаковые. Обезьяна — то, обезьяна — это. Никакого уважения, всегда ставите себя превыше всех. Вы забываете о том, кто вы теперь. Вы не такая важная персона, как вам кажется.