Мечники Гора - страница 27

Она сделала свой выбор. Она рискнула сделать ставку. Она проиграла. Она хорошо выглядит в ошейнике, впрочем, как и любая женщина.

— Но Ты — тарнсмэн, не так ли? — настаивал Пертинакс.

— Мне приходилось летать, — повторил я, по-прежнему не понимая, почему это было для него так важно.

— Кажется мясо табука, сулы, турпахи и суп готовы, — заметил Пертинакс. — Давайте ужинать.

Хижина уже и вправду благоухала ароматами, которые, по крайней мере, для лесника должны были казаться пиршеством.

— Есть пага, — сообщил Пертинакс.

— Уж не с пагаваренного ли завода Темуса из Ара? — поинтересовался я.

— С него самого, — подтвердил мнимый лесничий.

— Должно быть, ужасная редкость в этих лесах, — заметил я.

— Это точно, — усмехнулся Пертинакс.

— Это моя любимая, — признался я.

— Рад это слышать, — сказал он.

— Обслужи мужчин, рабыня, — скомандовала Константина Сесилии, отчего та поражённо уставилась на неё.

— Уверен, вы обе будете прислуживать нам, — хмыкнул я.

— Он прав, — поддержал меня Пертинакс, но как-то неуверенно, словно боялся вызвать неудовольствие рабыни.

Сердито насупившаяся, Константина отошла в сторону за дощечками и посудой, и вернулась чтобы помочь Сесилии, которая уже поварёшкой помешивала суп в котелке, собираясь разлить его по двум тарелкам. Поодаль стояли две других тарелки, из которых позже предстояло питаться рабыням, если они получили бы на это разрешение. Первая ложка еда или глоток питья всегда достаётся рабовладельцу, но, обычно сразу после этого, рабыня получает разрешение разделить с ним трапезу.

Сесилия, встав на колени и склонив голову, поставила одну из тарелок перед Пертинаксом, как это приличествовало, поскольку он был хозяином дома. Затем был обслужен и я.

Константина, даже не пытаясь скрыть раздражения, раскладывала еду по дощечкам, практически бросая её на простые, деревянные поверхности. Я отметил также и то, что она сразу делила на четыре дощечки. Откуда, интересно, она узнала, что ей дадут разрешение поесть? Обратил я внимание и на тот факт, что на одну из дощечек она положила очень немного еды. Что-то меня заставляло предположить, что это достанется Сесилии. Признаться, меня это рассердило. Сесилия в конце концов, была рабыней гостя. Не думаю, что в тот момент брюнетка обратила на это внимание, но позже она не могла бы этого не заметить.

— А где у тебя здесь Домашний Камень? — спросил я у Пертинакса.

Обычно Домашний Камень выставлен на месте чести. Однако я так и не смог обнаружить его присутствия. Говорят, в своей собственной хижине, даже нищий — Убар, если у этого есть Домашний Камень.

— Это — хижина заставы, — пояснил Пертинакс, — временное место жительства, просто, чтобы нести дежурство с удобствами. Здесь у меня нет никакого Домашнего Камня.

— А в другом месте?

— Мой Домашний Камень, — заявил он, — Домашний Камень Порт-Кара.

— Разумеется, — кивнул я, попутно отметив, что Константина берёт кусочек мяса с одной из дощечек, по-видимому, со своей собственной.

Сесилия осторожно сняла мясо с шампуров на блюдо и отставила его в сторону. Оттуда уже Константина переложила мясо сначала на свою дощечку, а потом и для других. Сулы и турпахи также были отложены в сторону для того, чтобы разместить их на дощечках.

Константина, должно быть, заметив, что я смотрю на неё, поставила свою дощечку на маленький столик в стороне, и, наклонившись, вручила другую дощечку Пертинаксу.

— Спасибо, — сказал тот.

Это уже было интересно. Он благодарил ту, кто была простой рабыней.

Затем блондинка принесла другую дощечку мне и, опять же наклонившись, протянула её мне, ожидая, что я возьму. Однако я не спешил забирать её.

Константина озадаченно и раздражённо уставилась на меня.

— На коленях, — недовольно указал я ей на её ошибку.

Рабыня обожгла меня полным ярости взглядом.

— На колени, — приказал я ей.

Девушка сердито посмотрела на Пертинакса, но тот просто улыбнулся.

— Живо, — рыкнул я.

Блондинка всё же опустилась на колени подле меня, сжав дощечку так, что костяшки пальцев побелели.

Мне пришлось повторить команду, а это не допустимо. Это веская причина для наказания. Сесилия выглядела испуганной. Конечно, ведь рабыни должны повиноваться немедленно и без сомнений. Исключением в этой практике может считаться только ситуация когда рабыня не услышала команду или не понимает, чего от неё хотят. Если рабовладелец вынужден будет спросить: «Мне нужно повторить команду?» рабыня знает, что находится под угрозой наказания. Как минимум её господин подразумевает «Плеть». В такой ситуации рабыня, несомненно, приложит все свои силы, чтобы объяснить хозяину, честно, что она либо не слышала команду, либо не понимает её. «Пожалуйста, будьте милосердны, Господин, — могла бы сказать она. — Я не услышала Господина». Или, скажем, вот так: «Ваша девка хочет, чтобы Господин был доволен, но она не понимает, что она должна сделать. Пожалуйста, объясните ей, Господин». Девушка могла бы, конечно, честно подозревать, что её владелец не сказал вслух то, о чём подумал, что хотел от неё. Проблема в таком случае решается просто, и всего лишь разъяснением сути вопроса. Она могла бы, конечно, попросив разрешения говорить, попытаться обсудить или пересмотреть команду, возможно, если она боится, что требование может быть плохо обдумано, и не исключено, может навредить собственным интересам её господина. Например, это не было бы расценено, или, возможно, лучше сказать, не должно быть расценено, как нарушение дисциплины, если рабыня выразит протест или, по крайней мере, поднимет вопрос против желания рабовладельца поставить под угрозу его собственную жизнь или благосостояние. Немногие рабыни с радость принесут своему господину его плащ, если он собирается прогуляться по высоким мостам, будучи не в состоянии стоять на ногах, или, по некоторым причинам решил пойти безоружным в дом к своим врагам. В конечном итоге, конечно, желание владельца является первичным. А рабыне остаётся только услышать и повиноваться. Однако во всех подобных вопросах, в идеале, должны господствовать здравый смысл и рассудительность.