Мечта агорафоба - страница 69

— Они здесь разбирают большие вещи, я уже был здесь.

Эрни кивнул.

— Давай разделимся, я пойду направо, а ты налево. Ищем что-нибудь полезное.

Эрни еще раз кивнул. Первым делом Олег осмотрел красный уборочный комбайн, хотя и знал, что внутри не будет ничего полезного. Все, что можно было, нелюди раскрутили, сняли и сложили рядом. В рабочем отсеке остались только перекладины, двигатель они сняли, поршни вытащили, свечи выкрутили, кривая стояла рядом, причем свечей лежало меньше, чем цилиндров, не иначе кто-то из нелюдей захапал свечу себе.

В кабине должно было стоять сиденье водителя, но его нигде не было, ни внутри, ни снаружи. Рычаг коробки передач, наоборот, никуда не делся, остался лежать смирно рядом с педалями и карданным валом.

Олег не стал задерживаться у комбайна, он обошёл так же разобранный подъемный кран, целый стальной корабль, размером с девятиэтажное здание; миновал ворох кухонных принадлежностей, среди которых: духовка, холодильник, умывальник и ряд приборов поменьше.

Его внимание привлек одноместный планер. Самолёт находился не в лучшей форме: сломанные крылья лежали на полу, в носовом винте не хватало одного пера, хвост отсутствовал напрочь, голый корпус завалился на бок без опоры, снятое шасси лежало там же. Если бы не яркие желтые крылья, лежащие одно на одном, Олег бы подумал, что это необычный вид гоночной машины столетней давности, сигарообразное туловище с тонкими велосипедными колёсами.

Самолёт был современным — у него на приборной панели располагалось электронное табло. На корпусе повсюду остались вмятины, он наверняка несколько раз кувыркнулся через себя, пока совершал неудачную посадку. Внутри на сидении лежал пустой серый комбинезон, как если бы пилот просто взял и испарился.

Ни одежда, ни самолёт Олега не интересовали — он все равно не умел летать и не смог бы завести его, даже если бы тот оказался в идеальном состоянии. Может быть Эрни смог бы его починить, будь у них пара месяцев в запасе. Олег залез внутрь и стал на сиденье. Внутри оказалось тесно ровно настолько, чтобы можно было положить руки на штурвал и лишь слегка развести локти. Он даже не смог сесть, потому что скафандр с ранцем оказались слишком велики. На полу лежала горсть красного лишайника, видимо нелюди часто сюда залазят и представляют себя пилотами.

Он проверил всю кабину, не спрятано ли тут чего, подергал рычажки, попытался открыть пепельницу, бордачок, Олег не был уверен, есть ли они в самолёте. Бардачок оказался — целый выдвижной ящик в районе коленей, внутри оказались бесполезные бумаги, к тому же на незнакомом языке: какой-то договор, с подписями и штампом, инструкция на двух языках, французском и испанском, причем не к самолету, а к электродвигателю, а так же икона богоматери. Она смотрела куда-то вбок, мимо Олега. Ему вдруг стало стыдно непонятно за что, словно он вор, который лазит по чужому дому и ищет что бы украсть. Он закрыл ящик, чтобы не смотреть в уставшие глаза с иконы.

В кабине было пусто, он пошарил ногами под сиденьем и тут же нащупал плотный мешок. Он попытался наклониться и взять его, но ему мешало абсолютно всё: приборная панель, шлем, колени, зад, плечи. Пришлось высунуть одну ногу наружу, а другую согнуть и при этом выгнуть спину, чтобы можно было вытянуть руку и достать до днища. Он схватил мешок и потянул, тот выполз наружу, побрякивая ремнями.

Это оказался не парашют, Олег понял это, когда вытаскивал его. Это оказалась сумка с инструментом, только она может так греметь на весу: ключи, газовые, рожковые, накидные, нож, отвертки, сменные головки для них, молоток, деревянный брусок, стяжки…

Ничего, что могло бы быть ему полезным. Он опустил сумку обратно, затолкал её под сиденье, насколько смог, присел на корточки и закрыл голову двумя руками. Мысли были чистыми, как никогда, обычно он не мог заставить себя не думать о чём-то, сейчас это получалось без усилий. Его голова стала как дырявое ведро, мысли просачивались через неё не задерживаясь.

Он смотрел издалека, как Эрни ходит между грудами сваленных запчастей. Арматура у него в руках, выглядела как дубина, время от времени он присаживался на любую плоскую поверхность и потом долго заставлял себя встать.